Заповедник чувств - [8]

Двое толстяков в пижамах встретились мне. Они о чем-то разговаривали, когда я прошел мимо скамейки, на которой они сидели. Оба изумленно посмотрели мне вслед.

От фасада санатория три дорожки плавно спукались к берегу моря. Несколько человек загорали на пляже, другие сидели на террасе в тени навеса. Я заглядывал во все окна, осматривал все балконы, разыскивая женщину. И я увидел ее. Она стояла на балконе второго этажа вполоборота ко мне. Я видел только ее плечо под прозрачной синей кофтой и затылок с зачесанными кверху волосами, но я сразу узнал ее. Я хотел окликнуть, но она ушла в комнату. Дверь за ней осталась открытой.

Я прыгнул на перила нижнего балкона. Обрюзгший мужчина, развалясь в шезлонге, обернулся на шум и окаменелым взглядом посмотрел на меня. Я подпрыгнул и руками ухватился за выступ, подтянулся и влез на балкон, где только что стояла она. Сегодня я вообще действовал не как обычно: мне почему-то и в голову не пришло, что можно было войти через дверь.

Сквозь стекло мне была видна кровать и высокое зеркало. В нем я увидел отражение ее лица. Короткое удивление мелькнуло в ее взгляде. Неожиданно она улыбнулась и повернулась ко мне. Да, это была она! Мне казалось, я знаю ее давно – всегда. Мы только случайно до сих пор не встречались. Я вошел в комнату.

– Это ты? – сказал я.

– Что? – не поняла она.

– Это ты была вчера вечером на балконе?

– Я, – ответила женщина и шагнула мне навстречy. – Я сразу догадалась, что это ты пролетел над нами. Что с тобой было? – спросила она, увидев пятна крови на рубашке.

– Я дрался со змаром и победил его. Ты не веришь мне?

– Я верю тебе. Ты не похож на остальных. Откуда ты и кто?

– Ты тоже не похожа на других. Ты светлая. – Я и сам не знал, почему я сказал "светлая", но она в самом деле была особенная. – Ты снилась мне сегодня, – добавил я.

– Ты потерял много крови. Тебе нужно лечь в постель, – засуетилась она вдруг.

Я продолжал бормотать, уже и совсем бессвязно, про ночные сны, про то, как дрался со змаром. Теплые ее ладони касались моих щек, лба… Она убедила меня лечь в кровать. Простыни были прохладны и чисты, их свежесть ласкала утомленное тело. Только сейчас я почувствовал усталость.

Она обмыла мои раны.

Когда она ушла ненадолго, я с изумлением осмотрел ее комнату: длинные полки, заставленные книгами – кто теперь читает их? – фонотека музыкальных лент и старинные цветные картины, развешанные на стенах, мраморный осколок, должно быть, из внутренней облицовки стен древнего храма – все было собрано в ее комнате.

Она принесла.. сладкого вина и дала мне выпить большой бокал.

– Тебе нужно уснуть, – сказала она.

– Зачем здесь это? – спросил я, обводя взглядом стены и углы комнаты. – Ты читаешь и слушаешь музыку?!

– Да… Хочешь что-нибудь услышать? – Она порылась в фонотеке и достала небольшую зеленую катушку. – Я поставлю так, что будет совсем тихо: если ты захочешь уснуть, тебе не помешает.

Она включила фонотон; из овального ящика полился беспрерывный поток звуков – они казались мне однообразными, все на один лад. Это, должно быть, очень давняя запись – такую музыку теперь не исполняют: ее бы никто не стал слушать. Неужели было время, когда слушали? Меня в самом деле начало клонить в сон, я чуть было не зевнул. Вдруг в одном месте внезапный взрыв звуков поразил меня и заставил прислушаться. Все-таки какой-то слабый отклик музыка вызывала во мне. Я вспомнил горящие глаза змара и услышал запах прелой земли…

– Что это? – спросил я.

– Трибальд, – ответила она.

Трибальд, Трибальд… – да ведь это чуть ли не самый древний композитор, – смутно припомнилось мне.

Слушая музыку, она с внимательным любопытством косилась в мою сторону. У нее были крупные черты лица: прямой нос начинался небольшой горбинкой сразу от переносицы, широко расставленные глаза чуть суживались к вискам, рассеянный комнатный свет просвечивал ее тонкие ноздри, строго очерченные губы поверху были обведены легким темным пушком. Встретив мой взгляд, она тихо улыбнулась.

– Тебя как звать? – спросил я.

– Хилина. А тебя?

– Джекли.

– Тебе что-нибудь говорит эта музыка, Джекли?

– Очень немного, – признался я.

– Это уже что-то. Если бы ты не побывал на этом острове и не встретил змара, ты бы ничего не почувствовал, как все.

– А ты встречала змара?

– Нет.

– Но ты же любишь музыку, я вижу по твоему лицу.

– Я уже давно на этом острове. Мой отец президент Демотронного кабинета. Врачи признали у меня нервное расстройство и разрешили лечиться на острове. Сюда допускаются только члены правительства и, совсем редко, их родственники.

– Что это за остров? Почему его нет на карте?

– Этот остров – заповедник чувств. Когда устанавливали ВСБ, решили оставить один этот остров без защиты – сделать здесь общедоступный музей, чтобы люди видели, какие блага им дала ВСБ… Но первые же экскурсанты начали завидовать здешней привольной жизни и не хотели возвращаться отсюда. Их приходилось выселять силой. Тогда и постановили: допускать на остров только членов правительства. А чтобы об острове не было и слуху, уничтожили старые карты, а на новых остров не обозначен. Тебе чудом удалось проникнуть сюда.