«Запомните меня живым». Судьба и бессмертие Александра Косарева - [3]
Не успела закончиться свистопляска на пленуме-подставе, собранном не комсомольцами, а исключительно по приказу партийной верхушки и Наркомата внутренних дел. Не успели партийные иезуиты разъехаться по домам, как дачу оцепили солдаты НКВД, прошли внутрь, расположились в саду.
Это видно через ветровое стекло, и водитель Косарева, Любимов, затормозил.
— Что будем делать, Александр Васильевич?
— Поезжай, Женя, не обращай на них внимания!
У ворот к машине подходит сержант в шинели, синяя фуражка, красный околыш, с винтовкой, чешет затылок, хочет что-то сказать, но Косарев рвет дверцу на себя, командует зычно, как на Гражданке эскадрону не командовал:
— Так, ну-ка, открыть ворота!
Машина проезжает во двор.
Косарева встречает жена Мария с дочкой, укутанной в шаль.
— Что случилось, Саша?
— Ничего особенного, — отвечает Косарев, — меня, кажется, только что уволили.
Кремлевская вертушка еще работает.
Ужин на столе, но Косарев бледен, пот на лбу, крутит ручку аппарата, звонит Поскрёбышеву Александру Николаевичу, личному помощнику Сталина. В ответ — общие фразы: значит, так надо… потерпи, все еще прояснится… нет, не могу говорить, у товарища Сталина люди.
Любимов спрашивает, когда ему завтра приезжать. Как обычно, к семи утра? Тогда нужно еще машину помыть и заехать на заправку — бак почти пустой. Косарев молчит, грустно щурясь.
— Ну Александр Васильевич?
А что ему ответить? Все планы на среду полетели. Хотел после Пленума собрать секретариат. К чему теперь? Ехать к себе в кабинет и унизительно нарваться на людей Ежова? Которые уж, наверное, и пропуск аннулировали, и получили приказ «не пущать».
Во дворе воет собака. Воет, как волк. Хотя еще не ночь и никакой луны.
Она вот так пять дней и провоет.
Косарев надевает тужурку, идет проводить до машины своего шофера, Любимова.
Никогда так не делал. Евгений смущен.
Может быть, семье надо что-то из продуктов купить? Так он с утра на Смоленский рынок заскочит, сметаны свежей, творожку, того-сего, для Леночки — медку краснодарского. Пусть Мария Викторовна список напишет, а деньги — потом.
Урчит мотор. Косарев смотрит на Любимова, чуть улыбаясь, склонив голову набок. Пусть Женя не волнуется, никуда не едет, ждет в гараже, как обычно. Пусть поиграет с водителями в домино, газеты почитает, а Косарев, если надо, сам его вызовет.
Об еще не знают, что уже никакой вызов невозможен.
Косареву никто не скажет, и он не узнает, что его водитель будет вскоре арестован, получит 10 лет, как враг народа, отсидит, его потом реабилитируют, и на воле он продолжит дружбу с семьей Косаревых до последних своих дней.
Ночью Косаревы долго не смогут уснуть, слушая то собачий вой, то дальние разговорцы солдат из оцепления. Да еще полночи проговорят.
Маше непонятно, что это Хозяин вдруг задумал. Отчего гнев его вдруг пал на Косарева, с которым на первомайской трибуне стояли рядом? Чуть ли не в преемники Сашу прочил. Его так и называли: «младший генсек».
А может, позовут в Кремль, поругают, а потом скажут: припугнули, чтобы проверить, чей он на самом деле человек?
Ну да, чей именно? Скрытый поклонник своего наставника и дружка Бухарина, которому уже за все хорошее пустили пулю в лоб в подвале на Никольской? Друг ли и вздыхатель по питерским отщепенцам Каменеву и Зиновьеву, которые — еще и года не прошло! — ползали на коленях перед следователями, поминали Ильича? Как держали в Горках умирающего вождя за голову, водой поили и целовали в лоб. Писали из камер покаянные письма «товарищам по ЦКВКП(б)» — по 120–150 страниц! — и мочились в штаны от страха?
И вот, допустим, проверили Косарева! Всеобщие поздравления!
Сурово доволен нарком внутренних дел Ежов, которому еще быть на воле чуть меньше года. Показушно доволен его заместитель Берия.
Сам Иосиф Виссарионович схватит за галстук, приблизит лицо комсомольского вождя к своей рябой и дряблой роже с угреватым носом и желтыми глазами. Улыбнется, почешет усы, треснет по спине. Скажет: «Эко мы тебя, Сашка, развели, а?!Ну не обижайся! Зато теперь ясно: нашенский ты человек, свой до мозга костей!» И Берии скажет: «Как же ты, Лаврентий, в Косареве нашего искреннего друга не разглядел? Горячие мы люди, грузины!» Но вот теперь, скажет, пыхая трубкой, мы уверены, что дай тебе вечное перо, ты любой список подмахнешь, не глядя. Будь там хоть твои дружки по комсомолу, хоть жена Маруся, хоть дочка, хоть надменный папаша Нанейшвили, да хоть ваша глупая собака из Волынского!
Кое-как отдохнув от переживаний, они утром 23 ноября 1938 года встали бодрячком.
Косарев, несмотря на пасмурную среду, сделал зарядку, вышел во двор, облился холодной водой, сели завтракать.
При Лене о тревожном не разговаривали.
Собака, охрипнув после ночи, взяла паузу.
Воссоздать события почти невозможно. Но, имея на руках факты, я думаю, было так…
Когда Лена ушла делать уроки, а ее мать, раздвинув занавески и убедившись, что никуда не делось оцепление… Что все также стоят солдаты с карабинами, притоптывая сапогами по непрочному снежку, курят, гутарят, греют ладони у костерка… После этого бабушка взяла деда за руку и поделилась своими ужасными предчувствиями.
Кит Ноэль Эмерсон (англ. Keith Noel Emerson) (2 ноября 1944 — 11 марта 2016) — британский клавишник и композитор. Наряду с Джоном Лордом и Риком Уэйкманом признан одним из лучших клавишников в истории рок-музыки. От The Nice до Emerson, Lake & Palmer — откровенная история человека, изменившего саунд рок–н–ролла.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.
Януш Корчак (1878–1942), писатель, врач, педагог-реформатор, великий гуманист минувшего века. В нашей стране дети зачитывались его повестью «Король Матиуш Первый». Менее известен в России его уникальный опыт воспитания детей-сирот, педагогические идеи, изложенные в книгах «Как любить ребенка» и «Право ребенка на уважение». Польский еврей, Корчак стал гордостью и героем двух народов, двух культур. В оккупированной нацистами Варшаве он ценой невероятных усилий спасал жизни сирот, а в августе 1942 года, отвергнув предложение бежать из гетто и спасти свою жизнь, остался с двумястами своими воспитанниками и вместе с ними погиб в Треблинке.
Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».
«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.