Заполярная сказка - [12]

– Как тебе его удалось разбудить? – удивился я.

– А я его не будил, – ответил Вадим. – Сонного притащил в кабину, сунул баранку в руки, он и поехал.

Вадим прыгнул на землю. Я подал ему чемодан. Люся подошла к борту, приостановилась, ступила одной ногой на колесо, посмотрела вниз.

– Прыгай, – сказал Вадим.

– Боюсь.

Вадим протянул к ней руки, и Люся, закрыв глаза, прыгнула.

Около нашей комнаты топтался комендант Семен Михайлович, засовывая какую-то серую бумажку в дверную щель.

– Кузьмин! – весело закричал он. – А тебе повесточка! В армию! Нагулялся, соколик. Амба!

И Семен Михайлович, закинув голову, засмеялся. Я взял повестку, прочел и протянул се Вадиму.

– Все правильно, – мельком взглянув на бумажку, сказал Вадим. – Через три дня, в десять ноль-ноль, с вещами. Такая была и у меня. Все правильно. Чего скис? Проходи в комнату.

По просьбе профкома (Вадим постарался) военком разрешил мне слетать на родину проститься с родными. Еще раньше Юлия решила лететь вместе со мной. «Я обязательно должна лететь, – уговаривала она меня. – Я хочу увидеть твоих родителей, твой лесной городок, твои березы, вообще все то, где и чем ты жил. Я полечу совсем ненадолго. На недельку. Провожу тебя и вернусь обратно». Вначале я был против – для чего мне лишние слезы, расстройства, лучше сразу, одним махом обрубить, – но в конце концов Юлия настояла на своем. И мне стало казаться, что действительно будет лучше, если она полетит со мной, еще несколько дней мы будем вместе. Перед отлетом, в ожидании самолета, мы ушли далеко в тундру, где начинали уже распускаться жарки, большие желтые цветы без запаха. Было ясно, солнечно. Обнявшись, мы долго стояли посреди жарков, смотрели на далекие синие горы, на мелкие заросли, на еле заметный высокий Дим над Полярным.

– Ты ведь приедешь сюда после службы? – спросила Юлия.

– Приеду.

Из аэропорта донесся громкий голос, объявивший посадку на наш самолет. Мы схватились за руки и побежали. Провожали нас Вадим и Люся. Из окна самолета мы долго видели, как они стояли на аэродромном поле и махали нам руками. Самолет начал набирать высоту. Покачнулись и поплыли куда-то белые вершины гор, плавно, медленно проплыл над нами серый город, замельтешили бараки, среди которых я так и не мог разглядеть свой, лишь увидел на мгновение гранитные уступы Зуб-горы, завод, мощно обросший арматурой и бетонными каркасами корпусов, а потом все это пропало, словно бы ничего и не было, и покатилась перед глазами яркая, ясная, зеленая тундра, часто усыпанная маленькими озерцами, вспыхивавшими на солнце, как какие-нибудь драгоценные камни, как алмазы. Я взял Юлию за руку и сказал:

– Я обязательно вернусь. Обязательно. Ты жди.

Юлия в ответ сжала мою ладонь.

Я и подумать тогда не мог, что не приеду сюда через три года службы, не приеду через четыре, через пять, через восемь лет, что Юлия выйдет замуж, что у нее будет ребенок, девочка, Аленка, что я долго еще буду мыкаться по белому свету, от жилья к жилью, пока не приду к своей правде.

Глава третья

СНЕЖНЫЙ ЗАПАХ

1

Меня преследуют запахи. В те редкие дни, когда они прилетают откуда-то, я хожу сам не свой. Тогда мне все не мило и хочется убежать все равно куда, нет, не все равно, а именно в то место, откуда прилетел этот запах, вернее, мне почудилось, что он прилетел. Не может же, в самом деле, прилететь тот самый запах за тысячи-тысячи километров, именно ко мне, именно в ту минуту, когда трудно и не знаешь, что сделать, и вдруг этот запах, и становится еще труднее, но и легче, потому что знаешь, отчего тебя томило и было грустно.

Меня преследуют запахи тех милых мест, где я когда-то жил и где оставил частицу своей души.

Густой, пахнущий усохшим клевером, лежалой соломой и конями запах родных мест. Горький, одна жесткая полынь да погибающая мята, запах калмыцких степей. Прозрачный, холодный, пахнущий давнишними сугробами и ожиданием морозных устойчивых дней воздух Заполярья. Они прилетают внезапно, в любое время, в любом месте. Бывало так: открою форточку, и сквозь городскую гарь вдруг пробьется слабый, еле слышимый запах родины, или моря, или степей, и долго буду стоять я у окна, дышать, думать, вспоминать, и какие-то картины, отчетливые и нежные, понятные лишь мне, понесутся перед глазами, и будет казаться, что там тогда было удивительно, хотя на самом деле там было порой не очень-то и хорошо, но все плохое забывалось и хотелось побыстрей уехать туда, в тот запах, и я ходил сам не свой, пока не улетучивались воспоминания. Иногда я летел домой, в степи или на берег моря, но уже через неделю выбирался обратно, смеясь над своей выдумкой. Ничего особенного нигде не было. Даже того запаха, что меня преследовал, не было. Он не ощущался в тех местах, куда я прилетал, так тревожно и сладко, как вдали. Там все было пронизано тем запахом – люди, деревья, воздух, земля, – его было так много, что он не волновал. Но проходило время, налетал откуда-то слабый запах, и снова казалось, что там, где я когда-то жил, было удивительно. И лишь в одно место, в Полярный, я никогда не летал, хотя запах тех мест часто, чаще других запахов, не давал мне покоя.