Записные книжки - [38]

У мужчин запястья и тело от талии до колен покрыты затейливой татуировкой; у женщин татуировка в виде довольно редко разбросанных крестиков наносится только на руки до плеч и на бедра. Над ухом мужчины часто носят цветок гибискуса; возле коричневого лица багряная роза кажется сотканной из алого пламени. Женщины втыкают в волосы белые душистые цветы tiare,[11] их аромат плавает в воздухе, когда они проходят мимо.

* * *

Миссионер. Высокий худой человек с болтающимися, как на шарнирах, руками и ногами, широкоскулый, с впалыми щеками; прекрасные большие глаза посажены глубоко, губы полные и чувственные; волосы изрядно длинные. Лицо поражает мертвенной бледностью, но взгляд обжигает сдерживаемым жаром. Руки крупные, довольно красивой формы, с длинными пальцами, а светлую от природы кожу насквозь прокалило тихоокеанское солнце.

Миссис В., жена его, — миниатюрная женщина с замысловатой прической и выпуклыми голубыми глазами за стеклами пенсне в золотой оправе; в длинном лице проглядывает что-то овечье, но она кажется отнюдь не глупой, а скорее крайне настороженной. Движения по-птичьи быстрые. Но заметнее всего голос: высокий, металлический и без модуляций; он режет ухо своей жесткой монотонностью, действуя на нервы не хуже пневматического сверла. Она неизменно одевается в черное, на шее тонкая золотая цепочка с маленьким крестиком. Родом она из Новой Англии.

Миссис В. рассказала мне, что муж ее не только миссионер, но и врач, а поскольку вверенный ему участок, Гилбертовы острова, разбросаны в море, ему частенько приходится совершать дальние путешествия на каноэ. Море нередко штормит, так что это небезопасно. Во время его отсутствия она остается в миссии и ведет все дела. Она рассуждала о порочности туземцев голосом, заглушить который не было никакой возможности, он так и звенел от неистового отвращения набожной христианки; их свадебные обряды, утверждала она, настолько непристойны, что не поддаются никакому описанию. Когда они с мужем впервые приехали на эти острова, во всех деревушках, по ее словам, нельзя было отыскать ни единой «неиспорченной» девушки. Особенно злобствовала она по поводу плясок.

* * *

Мисс Томпсон. Пухлая и, несмотря на грубые черты, миловидная женщина не старше двадцати семи лет; носила белое платье, большую белую шляпу и высокие белые ботинки, из которых выпирали икры в белых хлопчатобумажных чулках. Уехав после облавы из Ивелеи, она направлялась в Апию, где рассчитывала устроиться в баре при какой-нибудь гостинице. Ее привел в наш дом квартирмейстер, маленький, весь сморщенный, неописуемо чумазый человечек.

* * *

Меблированные комнаты. Сдавались в двухэтажном каркасном доме с верандами на обоих этажах, расположенном на Брод-роуд, фасадом к морю, в пяти минутах ходьбы от причала. Внизу лавка, где продают консервы: свиную и говяжью тушенку с бобами, а также мясной фарш, консервированную спаржу, персики и абрикосы; есть и бумажная мануфактура: юбочки лава-лава, шляпы, плащи и тому подобное. Хозяйствует в лавке метис с женой-туземкой, окруженной стайкой маленьких коричневых ребятишек. Мебели в комнатах почти нет, только убогая железная кровать под рваным противомоскитным пологом, шаткий стул и умывальник. По рифленой железной крыше барабанит ливень. Еды здесь не подают.

На основе этих трех заметок я написал рассказ «Дождь».

* * *

Рыжий. Служил матросом в американском флоте, а, приехав в Паго-Паго, заплатил изрядную сумму, чтобы его списали на берег. Он был по профессии мясником, но за те три года, что он прожил в Паго, своим ремеслом почти не занимался. Типичный белый бродяга, живущий в Океании и перебивающийся случайными заработками. Ему было, наверное, лет двадцать шесть, среднего роста, стройный, с правильным, но угрюмым лицом, маленькими рыжими усиками, трехдневной щетиной и густой шапкой кудрявых рыжих волос. Он ходил в майке-безрукавке и грязных армейских брюках. Когда хозяин местной столовой заболел, Рыжий взялся вести дело за одни только харчи. Твердил, что вернется в Штаты и устроится там на работу, но было ясно, что он не решится уехать с острова. Обиняками пытался узнать, можно ли найти место в Алии. Столовая располагалась в маленьком одноэтажном зеленом домике на окраине Паго-Паго, среди кокосовых пальм, хлебных и манговых деревьев, почти у кромки густых диких зарослей. Это была небольшая комната с баром и двумя столиками под красными скатертями; спиртного там не подавали, потому что в Паго-Паго сухой закон. За стойкой бара на полках пылилось несколько банок говяжьей тушенки, консервированных абрикосов и томатного супа. За стеной находилась грязная тесная спальня, а позади дома, на воздухе, под навесом веранды, стояла печь, на которой Рыжий стряпал, и грубо сколоченный не-струганный кухонный стол, служивший кладовкой, буфетом и, если нужно, сундуком. Яйца там подавали только после прибытия парохода с товарами; в другое же время не бывало ничего, кроме неизменных рубленых котлет и кофе. К обеду Рыжий варил суп из костей, с которых предварительно снимал мясо на котлеты. Посещали столовую немногочисленные путешественники, останавливавшиеся в Паго-Паго по дороге в Австралию, несколько матросов с американской военно-морской базы и кое-кто из туземцев. Болтливостью Рыжий не отличался, разговорить его бывало нелегко. Когда его угощали сигаретами или сигарами, он хмуро отказывался. В конце концов, немного оттаяв, он заводил речь о женщинах, об острове; горько сетовал на здешнее житье — губит, мол, оно человека, он становится ни на что не годным, а потом показывал свою коллекцию непристойных открыток.