Записки ящикового еврея. Книга третья. Киев. В ящике - [9]

И я вышел на работу. Пришлось делать то, что я больше всего не любил — чертить. Правда были еще и расчеты, но это много времени не занимало.

Что-то мы чертили (у меня кульмана, кажется, даже не было) и считали. Но было это так неинтересно, что оставляло много нерастраченной энергии. Знакомился с соседями по рабочему месту.

Одним из них был флегматичный парень по фамилии Мешик. Его как-то сторонились, я не понимал, почему. Был он со странностями. Как-то рассказал, что всегда покупает две одинаковые пары обуви, так как обычно из строя выходит «одна туфля». Поэтому носить их нужно попеременно, чтобы одинаково снашивались. Разумная привычка, только откуда у него, скромного инженера, имеется возможность покупать две пары, да еще приличной импортной обуви? Когда проявились еще какие-то удивлявшие меня подробности жизни отрока из семьи, не имевшей никаких материальных, правовых, да и моральных ограничений, я поинтересовался у других, а кто он такой? Мне и объяснили — сынок «того» Мешика, министра МВД Украины, расстрелянного вместе с Берией.

Кажется, с него я и начал блиц-тест проработавших в среднем по пять лет конструкторов, большинство из которых были женщинами. На вопрос: чему равен cos (90º) я получил полтора правильных, шесть неправильных, один шуточный ответ. Еще один меня послал. Кажется, это был местный «пылеглот» (энциклопедист) гордо носивший на пиджаке, в котором он ходил и летом, два поплавка.[17] Недавно назначенный начальник КБ, седой представительный мужчина, восседал на некотором помосте в конце довольно большого зала. На мой взгляд, он был уже старым — около 50. Это был пик его карьеры с хорошей зарплатой — 200 рублей. Мне назначили 85.

Отдушиной от рутины являлась возможность получить библиотечные дни. Народ кучковался по

«интересам» и практиковал групповые выезды. Однажды случайно попал в такую группу и я. Удивился, что едем не в ту сторону. Оказалось, на пляж. На Матвеевский залив, подальше от народа. Провели там целый день. Женщины запаслись едой, мужчины выпивкой. Уединялись, благо было где.

Были ли это привычные пары, или что-то делалось спонтанно, не знаю, но у меня участвовать в этом «развлечении» желания не было. Меня никто и не «нагружал», но больше в библиотечные группы я не попадал. Как объясняли дамы на работе и дома загар, полученный в библиотеке ниже декольте, не знаю. Лето 1964 года было теплым и длинным (об этом еще расскажу ниже). Кончилось оно для меня с летними каникулами.

Неожиданно пришло письмо из п/я 153 — явиться для переговоров. Допуск пришел. Но трудности еще оставались.

Нина в «Спирте»

После того, как меня прописали, прописка для Нины препятствий не встретила. Устройство на работу, казалось, не должно быть трудным. У Нины был двухгодичный опыт работы в химической лаборатории, два курса химико-фармацевтического института, и искала она должность лаборантки. Но оказалось, что это не просто. В академические институты ее не принимали. Говорили, что химиков и биологов в Киеве много, а «местов» мало. На самом деле дефицитные места лаборантов в академических институтах заполнялись «блатными» дочками, которых трудно было чему-то научить. В этом призналась Нине зав. лабораторией в Институте биохимии, попытавшаяся ее взять на работу. В академических институтах «кадрам» мог не нравиться и Нинин паспорт — вона була москалька.

На химфармзавод устроиться было еще сложнее — туда из-за льгот и относительно высокой зарплаты хотели устроиться многие, особенно матери-одиночки. Находился завод в начале улицы Саксаганского, и жуткий запах от него распространялся на несколько кварталов. Нина знала, что это такое по опыту купавинского завода «Акрихин» и поэтому туда не очень-то и хотела.

В 60-е годы Киев переживал научно-технический бум. Строились и расширялись заводы, КБ, институты, лаборатории. В новом здании Института спирта и биотехнологии продовольственных продуктов, недалеко от Брест-Литовского проспекта, завотделом Никитин принял Нину сразу, правда ее паспорт ему тоже не очень понравился — была замужем. При этом кому-то сказал, что надеется, что хотя бы эта девушка не забеременеет сразу. Нина была уже на пятом месяце — ее приняли на работу в мае, а я продолжал искать работу.

Ездить было далеко, зарплата небольшая, но в те времена прерывание стажа грозило существенным понижением выплат по больничному, что при ожидавшемся ребенке представлялось неизбежным. Кроме того, для продолжения учебы, пусть и не сразу, требовалось наличие работы.

Коллектив в лаборатории был дружный, никаких стычек в преимущественно женском коллективе не было — он управлялся твердой рукой заведующего.

Одна из сотрудниц — Тамила — справляла новоселье. Дом находился недалеко от института, никаких отговорок она не принимала, а открывать преждевременно уважительную причину отказа от визита Нина не хотела, и мы пошли.

Оказалось, что двухкомнатную квартиру получил муж Тамилы — капитан КГБ. Было жарко, в холодильниках стояли чувствительные к жаре вещи, включая Киевский торт, водка рядком стояла на холодильнике.

Женскую половину составляли в основном коллеги молодой хозяйки, мужскую — сослуживцы ее мужа. Я оказался инородным телом, что обнаружилось, когда я отказался от водки (теплая, в жару) и попросил сухого вина. Кисленького? — удивился мой сосед слева, с которым мы поддерживали беседу по поводу их ведомственной команды — «Динамо». Застолье шло своим чередом, тосты и шутки, правда, были специфическими, но терпимыми. Когда кончились основные блюда и девушки уже убрали стол, а мужики пошли к окнам курить, я остался за столом, прикидывая как бы нам благородно смыться — уйти по-английски здесь не понимали. Вдруг появился мой сосед и торжественно поставил передо мной киевский торт — весь. С чего бы это? — выразил я недоумение. «Раз человек не пьет водки, значит, он любит сладкое!» — провозгласил коллега капитана, удачно и к месту использовав почти забытую спецпсихологию. Мы поблагодарили, нашли правдоподобную для него причину отказа и откланялись. Крепко учили наших защитников — ни один подозрительный, вроде меня, мимо них просочиться не мог.