Записки военнопленного - [3]

Шрифт
Интервал

КПЗ

Тусклый свет лампочки в забранном металлической сеткой пыльном плафоне, бетонный пол, грубо окрашенные масляной краской стены. Я находился в КПЗ (камера предварительного заключения) — небольшом тюремном блоке из нескольких камер на подвальном этаже районного отдела милиции. Полностью обнажённый я стоял посреди комнаты для обысков и, подрагивая от холода, ждал пока милиционеры досмотрят мою грудой сваленную на канцелярском столе одежду.

…Меня привезли на милицейском уазике ещё несколько часов назад, и всё это время пришлось провести в камере-«обезьяннике». Каждый простой гражданин России знает, что в отделениях милиции есть камеры для задержанных двух типов — так называемые обезьянники и аквариумы. Первые представляют собой обычные клетки, сваренные из толстых стальных прутьев, тогда как вторые — полностью изолированные помещения имеющие, по крайней мере, одну стенку из оргстекла. Преимущества нахождения в клетке — неограниченный доступ воздуха и возможность видеть происходящее вокруг. Наблюдая сквозь прутья обезьянника за милиционерами и задержанными, я стал свидетелем нескольких весьма характерных сцен. Сначала доставили двух молодых людей находящихся в состоянии сильнейшего алкогольного опьянения. Они были настолько пьяны, что их не стали закрывать в камеру, а просто положили на стоящую у стены лавку и, повалившись друг на друга, они сразу заснули. Но ненадолго: внезапно одному из юношей стало плохо и его обильно вырвало на пол, прямо под ноги проходящему мимо милиционеру. К чести правоохранителя, он и пальцем не тронул студента, очевидно, осознавая его полнейшую невменяемость. Поскольку кроме студентов и меня, других задержанных не было и нельзя было заставить кого-нибудь убраться, вонючая лужа так и осталась «благоухать» посреди комнаты приёма задержанных. Однако минут через двадцать привели представительницу древнейшей профессии — довольно жалкое неопрятное создание неопределённого возраста. Раньше я неоднократно слышал о том, что уличных проституток заставляют мыть полы в милицейских отделах (не говоря уже об услугах иного рода), но увидеть это собственными глазами довелось впервые… Чуть позже привели ещё одного пьяного гражданина и посадили в соседней камере — одиночной камере предназначенной для особо буйных задержанных. Мужчина лет сорока был изрядно навеселе и не стеснялся в выражениях: не успокаиваясь ни на минуту, он наполнил помещение непрерывным потоком громкой брани, беззастенчиво материл и задирал милиционеров, осыпал их градом оскорблений и угроз. И вот карательная группа из троих вооружённых резиновыми дубинками стражей порядка дала аргументированный ответ на все его претензии… Спустя три-четыре минуты крики истязуемого затихли, сменившись приглушённым стоном…

Просмотр сперва казавшихся забавными живых миниатюр из жизни отдела милиции скоро вызвал утомление, после психологически напряжённого дня я чувствовал себя уставшим и когда клетку, наконец, открыли, чтобы отвести меня в КПЗ, ощутил облегчение. Пройдя через несколько коридоров и миновав две металлические двери, я по крутой лестнице спустился ниже уровня земли. Ещё одна стальная дверь и короткий темный коридор предвариловки: налево закрытые двери трёх или четырех камер, направо комната для обысков и другие помещение персонала. Процедура полного досмотра: я разделся, двое милиционеров тщательно обыскали и прощупали мою одежду, не найдя ничего запрещённого разрешили одеться. Меня вывели в коридор, и я вошёл в открытую камеру. Дверь захлопнулась.

Во всех учреждениях министерства юстиции предназначенных для содержания заключённых, где мне довелось побывать, архитектура и интерьеры жилых помещений имеют какое-то особенное своеобразие. На ум приходит нечто мрачное — страшные рассказы Эдгара По и оцепеняющие фантастические видения Говарда Лавкрафта: порождённая страданиями заживо похороненных здесь людей атмосфера в местах заключения пронизана скорбным кафкианским духом. Конечно, восприятие тюрьмы не может не быть эмоциональным и даже современное сияющее чистотой здание всё равно наводит на мысли о бесконечно продолжающейся в этих стенах человеческой трагедии. Что же касается камеры КПЗ, где я оказался, то её вид легко заставлял себя почувствовать узником замка Иф — так убого и неприглядно она выглядела. Это был грязный и сырой подвал, еле освещаемый лампочкой в 40 ватт: мебель — три бетонных лежака сверху покрытых досками, окно — перекрытая решёткой не дающая света отдушина, удобства — заляпанный унитаз и раковина, чёрные прокопчённые стены и потолок, десяток квадратных метров неровного каменного пола.

На лежаке сидел мой первый сокамерник — одетый в какие-то подозрительные лохмотья, давно нестриженный и небритый маленький мужичок с морщинистым изнемождённым лицом. В нём угадывался бывалый арестант не один год жизни, отдавший тюрьмам и лагерям. Судя по грязи впитавшейся в поры его лица и по всему затасканному, потрёпанному внешнему виду нетрудно было подумать, что он уже несколько лет пребывает в подвале, однако я знал, что в КПЗ обычно не держат более десяти дней. Мы разговорились, и он охотно рассказал мне нехитрую историю своей судьбы — первую из тысячи жизненных историй услышанных мною в заключении.


Рекомендуем почитать
Ковчег Беклемишева. Из личной судебной практики

Книга Владимира Арсентьева «Ковчег Беклемишева» — это автобиографическое описание следственной и судейской деятельности автора. Страшные смерти, жуткие портреты психопатов, их преступления. Тяжёлый быт и суровая природа… Автор — почётный судья — говорит о праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства и справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества.


Пугачев

Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом и развратником, другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным «амператором» Петром Федоровичем. Каким образом простой донской казак смог создать многотысячную армию, противостоявшую регулярным царским войскам и бравшую укрепленные города? Была ли возможна победа пугачевцев? Как они предполагали обустроить Россию? Какая судьба в этом случае ждала Екатерину II? Откуда на теле предводителя бунтовщиков появились загадочные «царские знаки»? Кандидат исторических наук Евгений Трефилов отвечает на эти вопросы, часто устами самих героев книги, на основе документов реконструируя речи одного из самых выдающихся бунтарей в отечественной истории, его соратников и врагов.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.