Записки военного врача - [88]

В числе моих коллег, военно-полевых хирургов, было немало молодых женщин. Э. П. Шургая, приехав после победы к своим родным в Тбилиси, сразу же горячо взялась за свою любимую работу. Услышав об этом, я подумал: «Все тот же стиль!..» Совсем молоденькая, попавшая на фронт, можно сказать, прямо от экзаменационного стола, она была весьма строга в обращении с коллегами и начальством, оставляя свою сердечность и тепло ярких глаз для тяжелораненых, которых успешно пестовала в одном из самых тяжелых отделений госпиталя — в отделении газовой гангрены. Судя по всему, эта трудная, подвижническая работа приносила ей полное удовлетворение. Вернувшись в мирные дни к хирургии, Эльза Нестеровна по-прежнему, как и на фронте, в своей лечебной практике руководствуется чувством врачебного долга и всю энергию души, все знания и силы отдает людям. И это снискало добрую славу ее имени.

А вот З. В. Савогина, наш знаменитый хирург Савогина из эвакогоспиталя № 3829, научившаяся в первые же послеинститутские месяцы, которые были и первыми месяцами войны, быстро, почти что на лету, правильно устанавливать характер болезни раненых и направлять их в соответствующие госпитальные палаты, освоила в семидесятых годах новую врачебную специальность — стала фтизиатром. К этому ее побудили личные обстоятельства, и она поныне продолжает вести новое дело с тем же умением, запалом и отзывчивостью, что и на далекой теперь войне.

В. А. Золотухина, ординатор хирургического отделения эвакогоспиталя № 3829, демобилизовалась и прибыла в Москву лишь в конце 1946 года. Вспоминая недавно те дни, она рассказывала:

— И все же мне было трудно оставить раненых. Я их любила, вместе с ними страдала и поэтому пошла работать хирургом в госпиталь для инвалидов Великой Отечественной войны. Пожалуй, только там я постигла до конца ужасы войны. Нет слов, разрушенные города и села, заводы, фабрики производят тяжелое впечатление. Но их в конечном счете можно восстановить. А вот возродить разрушенное здоровье, потерянную надежду на нормальную работу и жизнь значительно тяжелей. И особенно тяжело было то, что мы еще мало знали, как устранять дефекты, возникшие в результате ранений и болезней военного времени.

— Но тем не менее… — осторожно заметил я, поскольку уже слышал от нее, что тот госпиталь был ликвидирован через три года ввиду выполнения им своих задач.

— Конечно, мы недаром ели хлеб, — сказала Вера Алексеевна, — помогли почти всем, остальные отправились в клиники того же профиля. Но какие муки они претерпели из-за фашистов!.. И знаете, потому-то я и не могу распроститься с хирургией, она помогает в самом трудном. Потом я была хирургом военного госпиталя, хирургом поликлиники работаю до сих пор.

Конечно, тут можно было бы заметить, что хирургия сама по себе, при всех ее великолепных целительных возможностях, все же не всесильна, есть еще и физическая терапия, и фармакотерапия. Но как было не понять Веру Алексеевну Золотухину с ее неприметным и заслуживающим самого глубокого уважения подвигом всей жизни!..

Первая любовь, говорят, не вянет. Потому, видно, некоторые из моих товарищей по фронтовой хирургии, демобилизовавшись, вернулись к специальностям, полученным еще в институте. Капитан медицинской службы Д. И. Ортенберг, возглавлявшая в годы войны большой госпиталь в Москве, где лечили тяжелораненых с повреждениями конечностей, успешно применяя новейшие достижения восстановительной хирургии, оказывается, за все прошедшее время не могла забыть своих первоначальных пациентов — беспомощных детей, страдавших от различных недугов. И как только ее демобилизовали, снова стала педиатром, главным врачом детского костнотуберкулезного санатория.

— Дети страдают от болезней больше, чем взрослые, они беззащитны духовно, не понимают, что с ними, но зато как мгновенно отзываются на ласку, как чувствуют малейшие проблески выздоровления! — говорила она. А я, слушая ее, вспомнил давний спор, разгоревшийся однажды в нашем товарищеском кругу, еще когда гремели бои под Ржевом, жаркий спор о том, ожесточает война людей или нет, и снова подумал, что большинство из нас были правы, считая, что советских, настоящих людей война не ожесточает, не может ожесточить, напротив, раскрывает истинно человеческие их качества, побуждает к добрым поступкам.

Только недавно отложил в сторону свой скальпель М. Ю. Новиков, подполковник медицинской службы в отставке, заслуженный врач РСФСР, доцент, один из самых старших по возрасту моих фронтовых друзей, с которым мы свели знакомство, будучи соседями по госпиталям в городе Смоленске. Недавно ему исполнилось 80 лет. И какие то были насыщенные деянием годы, с юношеских лет отданные борьбе за здоровье и жизнь людей!

Прежде всего и больше всего вспоминает М. Ю. Новиков случаи серьезного хирургического лечения, когда решалось, быть или не быть человеку:

— Были у меня операции — чудо, когда сам не ожидал, что может ли вообще после хирургического вмешательства такой тяжелобольной выжить — и не просто выжить, а продолжать после этого свою профессиональную деятельность. Я оперировал и на сердце, и на желудке, и на легких. И все, слава богу, кончалось благополучно.