Записки военного врача - [22]

Мне стало даже жаль Александра Вульфовича. Но сказал лишь то, что требовалось:

— Да, это урок для вас, чего уж говорить, да и всем нам он запомнится. Мы должны заботиться о раненых и больных больше, чем о своих детях, потому что отвечаем за них перед народом, перед законами военного времени, наконец, перед своей совестью…

На утренней конференции командного состава, состоявшейся на следующий день, дежурный военврач Н. П. Кулеина вновь повторяла фамилии тяжелораненых, и прежде всего тех, у кого был раневой сепсис.

Нина Павловна знала о событиях напряженного вчерашнего дня, но конкретно на них не останавливалась. Умудренная опытом клинической работы, хирург высокого класса, начальник отделения, она понимала, что происшествие с раненым, при всей его поучительности, не требует особого анализа на медицинской конференции, не нуждается в дополнительных комментариях. И это было ясно всем.

Разумеется, об этой неприятности и сделанных выводах не раз говорилось затем на различных госпитальных общественных совещаниях. Урок, судя по всему, пошел впрок. Первый же инцидент такого характера остался у нас и последним, насколько мне известно.

Надобно отметить также, что после этого инцидента взаимоотношения наших хирургических старейшин несколько нормализовались. Во всяком случае, они стали внимательно выслушивать друг друга и после обмена мнениями не раз принимали совместно рекомендации, учитывающие обоснованные мнения того и другого, а то и вовсе одного из них. Видимо, обстоятельства появления раненого на вокзале, благополучное течение его болезни и сердечная, мужественная реакция профессора на всю эту историю развеяли предубеждения по отношению к нему, явно имевшиеся у Юрия Семеновича без серьезных на то оснований. Александр Вульфович тоже умерил свои амбиции, вполне удовлетворенный, вероятно, примиренческим отношением оппонента, его пониманием, что досадный случай произошел непроизвольно. Словом, в третьем отделении и вокруг него дела пошли спокойнее и плодотворнее.

Что ни день в нашем большом госпитальном доме происходило много всяких служебных событий, оказывающих то или иное позитивное воздействие на его сложную военную жизнь. Особенно важным событием для всех нас явилось прибытие из Москвы бригады хирургов во главе с профессором Николаем Ниловичем Бурденко.

Школа Бурденко

Можно считать, что с Н. Н. Бурденко я познакомился задолго до нашей встречи во фронтовом Калинине — еще в тридцатых годах. Работал я тогда учеником на фарфоровом заводе близ моего родного городка Полонное Каменец-Подольской области и, размышляя о своем будущем, вдруг пришел к выводу, что нет на свете дела более нужного людям, более славного и увлекательного, чем врачебное. А посему, будучи весьма решительным в свои 16 лет, вскоре перечитал все, что имелось в окрестных библиотеках о медицине и знаменитых докторах, в том числе и о Николае Ниловиче Бурденко. Он сразу же привлек мои наибольшие симпатии, правда, не столько своими заслугами в науке, понятными мне довольно смутно, сколько очевидным мужеством, благородством, широким размахом интересов и дел, ну и тем, наконец, что был единственным действующим изо всех великих хирургов, известных мне в ту пору.

Поступив на рабфак Киевского медицинского института, как требовало того мое незаконченное школьное образование, я еще глубже окунулся в поток всяких медицинских книг, порой без надобности забегая вперед. Соответственно расширялась моя осведомленность об удивительном докторе Бурденко, который нравился мне тем больше, чем обстоятельнее я вникал в главное дело всей его жизни — хирургическое лечение. И хотя знакомство с ним долго оставалось для меня заочным, это отнюдь не мешало мне время от времени живо представлять себе, как выдающийся медик является в наш институт и, прищурившись чуть скептически, наблюдает за мною в аудиториях, в анатомичке, на занятиях в операционной, на экзаменах по хирургии, иногда снисходительно похваливая, чаще выражая недовольство, и, самое печальное, я знал, по каким конкретным поводам недовольство…

Непосредственности такой игры молодого воображения способствовало весьма уважительное отношение к Бурденко со стороны тогдашнего почетного наставника студентов-хирургов Киевского медицинского института профессора Алексея Петровича Крымова, участника первой мировой войны.

А с течением лет сама жизнь своим опытом, в особенности фронтовым, красноречиво подтвердила мне безусловную точность понимания Николая Ниловича как одной из тех передовых личностей советского общества, с которых, говоря словами поэта, надо делать жизнь молодым.

Всю Великую Отечественную войну Н. Н. Бурденко являлся главным хирургом Красной Армии, можно сказать, был наиглавнейшим среди наших хирургов, облеченным всей полнотой власти и ответственности, соответствующих этому высокому рангу в военное время. Он имел также наивысшее среди врачей-хирургов воинское звание генерал-полковника. Словом, был крупным военно-медицинским деятелем.

Популярная литература времен моей молодости да и некоторые издания нынешних дней характеризуют его прежде всего как маститого ученого, даровитого теоретика и исследователя, погруженного с головой в сложные и важные изыскания в ряде первостепенных областей медицины и за высокую продуктивность этих изысканий избранного в 1939 году действительным членом Академии наук СССР.