Записки военного альпиниста - [11]

Письмо это пролежало в планшете Фукина до 1969 года. Незадолго до смерти он переслал его Наталье Михайловне Уствольской. А Наташа уже передала его мне.

Я разглядываю хранящиеся у меня дома пожелтевшие любительские фотографии, сделанные в альпинистском лагере: мальчики протягивают Але цветы, сорванные здесь же, под ногами, на альпийском лугу. А она, подтянув колени к подбородку, сидит на камне в широкополой абхазской шляпе и улыбается щедрым дарам, как юная принцесса…

И знаю ведь, что Аля погибла, что нет ее на земле и никогда мы не встретимся. Но вдруг ловлю себя на мысли: «Хорошо бы успеть спасти эту золотую девочку, этого солнечного зайчика». Ну неужели ни один из этих милых мальчиков, дарящих ей цветы, не догадывается о близкой беде? Пусть увезет ее на Урал, в Сибирь, куда угодно, но только увезет и спасет, сохранит от блокады, от голодной и холодной смерти… А они, наивные, несмышленые, улыбаются, преподносят цветы к ее ногам и ни о чем не ведают… И я не могу их предупредить… Аля должна жить!

Умерла Аля 1 мая 1942 года. По радио передавали праздничные марши. Похоронили Алю в братской могиле на Смоленском кладбище.

Алоиз Августинович Земба (1913–1942)

…Ты не умер в Кабонах,

Тебя Ангел унес

В громовых перезвонах

На высокий утес.

Ты красив и по-прежнему молод.

Смотришь сверху на город Петра,

Вспоминаешь и голод, и холод,

И колючие злые ветра.

Здесь мы все постарели,

Многих нет среди нас.

Мы такую страну просмотрели!

Но огонь внутри нас не погас…

Доминанты, что мы укрывали,

Так же золотом в небе горят.

О тебе здесь всегда вспоминали

И по-доброму благодарят…

М. Бобров

Родился Алоиз в 1913 году в Петербурге в семье рабочих. Впервые я встретился с Алоизом на лыжных соревнованиях в Парголове в 1937 году, где мальчиком выступал за команду наших шефов кинофабрики «Ленфильм» на дистанции 5 километров. Рядом со мной бежал какой-то высокий дядя и подгонял меня: «Давай! Давай! Вперед!» Так он довел меня до самого финиша… Это был Алоиз. Оказывается, успех всей нашей команды «Ленфильм» зависел от результатов мальчишек и девчонок. Мы вносили весомый вклад в общую копилку командного зачета по своей возрастной категории и… выиграли. Радости было много, особенно у Алоиза, который сам успешно пробежал десятку и нас гонял, как зайцев.

Обратно в город мы ехали с Алоизом в одном вагоне. Он рассказывал нам много интересных историй, приводя нас, пацанов, в восторг. Так сложилась наша дружба, невзирая на десятилетнюю разницу в возрасте.

Мы все его звали Люсей. Он к этому привык. Был очень веселым, общительным. Любил джазовую музыку. Неплохо играл на гитаре и пел. Исполнял весь репертуар Леонида Утесова. Но самой любимой его песней была незатейливая «Мы едем, едем, едем в далекие края…», которую пели тогда все альпинисты. В спорт его вовлек оператор студии, инструктор Владимир Иванович Кабанов. Алоиз полюбил горы. Он увлекался кинотехникой, работая на «Ленфильме», вникал во все мелочи. Быстро освоил сложную специальность светоустановщика.

Люся совершенно не умел злиться. Всегда был самим собой, ни под кого не подстраивался. И хотя не был упрямым человеком, но в своих убеждениях оставался твердым. Был очень чутким и отзывчивым, помогал слабым и попавшим в беду. Он из тех, кто может отдать последний рубль, последнюю рубашку. Особенно любил детей и животных.

А как он умел дружить! У него дома часто собирались друзья – лыжники и альпинисты. Шутили, пели песни. Его родители хорошо к нам относились. Отец, Августин Павлович, по национальности поляк, работал истопником и плотником. Люсина мама, Розалия Мартыновна, эстонка, – в детском садике прачкой и кастеляншей.

Я был самым юным другом Люси. И когда я к нему приходил, Розалия Мартыновна хлопотала около меня, угощая пирожками, печеньем с чаем и черничным или клубничным вареньем, приговаривая с сильным эстонским акцентом: «Кусайте, посалуста, вам нато бить больсим и крэпким». Я стеснялся, благодарил ее, а она меня пичкала: «Нато, нато, Мися, – кусат, это осень васно и кусно». Августин Павлович тоже плохо говорил по-русски. Это были добрейшие родители моего добрейшего старшего друга Люси. У них дома все было очень просто, чисто, уютно.

Августин Павлович – человек высокого роста и крепкого телосложения. Люся пошел в него. А Розалия Мартыновна, наоборот, маленькая, худенькая, очаровательная женщина. Люся у родителей был поздний ребенок, маму боготворил, во всем помогал. Все Люсины друзья были влюблены в его родителей и считали за счастье быть гостями в этом бедном, но дружном доме.

В 1939 году, когда началась война с Финляндией, Люся вместе с молодыми лыжниками – комсомольцами киностудии «Ленфильм» (сам он не был комсомольцем) ушел добровольцем в лыжный батальон. Вскоре на фронте его ранили. Я его навещал в госпитале у Смольного. В первый раз привела туда нас, человек пять горнолыжников и альпинистов, его большой друг и коллега Зоя Васильевна Никитина. У Алоиза был прострелен коленный сустав. Лежал он в постели с высоко поднятой загипсованной ногой и забинтованными обмороженными на руках пальцами.

У меня сохранилось письмо оператора киностудии «Ленфильм», мастера спорта по альпинизму Владимира Ивановича Кабанова своему другу Александру Игнатьевичу Сидоренко, известному в стране горовосходителю, заслуженному мастеру спорта. Оба они работали в одном альпинистском лагере «Рот Фронт». С первым до войны я ходил на вершины Кавказа, у второго стажировался после окончания школы инструкторов альпинизма. А в 1942 году вместе с Александром Игнатьевичем мы сражались на центральных перевалах Главного Кавказского хребта против известной немецкой горнострелковой дивизии «Эдельвейс» и итальянской горной дивизии «Белая лилия», среди личного состава которых были известные альпинисты и горнолыжники Европы.