Записки Виктора Толстых - [17]

Что еще? Я иногда встречаюсь с Леной. У нее госэкзамены. Если она примет решение после окончания института пойти работать в органы, то постараюсь ей помочь…

Рассказ — объяснение

В своих дальнейших рассказах я буду не раз ссылаться на записки Станислава Григорьевича. Откуда у меня появились таковые? Сама по себе эта история заслуживает отдельного рассказа.

Началась эта история следующим образом. Я получал в нашем архиве документацию для составления большого ежегодного отчета и мне нужно было поднять несколько старых документов тридцати сорокалетней давности. Их содержание не имеет отношения к данному повествованию, потому перехожу сразу к делу. Случилось совершенно невероятное — получив кучу папок и сев за стол для работы, я обнаружил, что мне по ошибке перепутали одну из папок. А так как я ее уже раскрыл и даже начал листать, то глаза сами собой прочитали кое-что. Я перелистал папку. Следствие вел Станислав Григорьевич Королев. 1937 год. Я захлопнул папку и отнес ее обратно архивариусу. Получил нужную. И тут в сознании всплыли строки из мельком увиденных страниц той папки. Слово «вампиризм», повторенное не менее двух раз. И тут я сообразил, что у меня в руках было то самое дело, о котором мне так хотелось узнать несколько лет назад (я уже описывал свой случай с двумя вампирами), но информации по которому я так и не получил. А сейчас я мог совершенно спокойно прочесть все нужное мне, но этим шансом не воспользовался. Не просить же папку с кучей грифов «сов. секретно» обратно. Что можно еще извлечь из данной ситуации? Я напряг свою память и вспомнил номер на папке. Аккуратно записал его в записную книжку, теперь я его не забуду. На этом можно поставить точку, больше ничего интересного в том архиве тогда не произошло.

Прошло некоторое количество времени. Я очень легко навел справки о специальном сотруднике госбезопасности Королеве С. Г. О том, что таковой существовал и вел ряд дел, мне сообщили легко, без проблем, как должное, ведь, как оказалось, он во второй половине тридцатых годов курировал то же самое, что я сейчас. Вел дело Гана, например. Но с 1938 года вся информация о дальнейшей деятельности Станислава Григорьевича была закрыта. Следовательно, была другая работа, по другому профилю.

Наши соседи по лестничной клетке поменяли квартиру. Новые соседи, пожилая супружеская пара, пригласила нас с женой в гости. Люди были явно простые, сердечные. Узнав, что я работаю в органах, мой новый сосед поинтересовался только моим званием, а потом извлек откуда-то бутылку настоящего марочного вина. Это сейчас, в середине девяностых годов, в бутылке с этикеткой «Черные глаза» налита бормотуха, а тогда это были настоящие вина. Я узнал, что мой сосед, звали его Станислав Григорьевич, давно уже вышел на пенсию. Бывший военный юрист. Подполковник, фронтовик, имеет награды, в том числе и очень редкий тогда орден «Отечественной войны» первой степени. Потом, при очень добром старом Брежневе, такие ордена роздали всем фронтовикам. Но в начале семидесятых годов они еще были редкостью.

Мы побеседовали на разные темы, Станислав Григорьевич рассказал пару военных баек. А его жена, лет на десять младше его, но уже в летах, принесла семейный альбом и начала демонстрировать старые фото моей половине. Я взглянул мельком. На одной из фотографий, явно переснятой с какой-то другой, был увеличенный портрет хозяина в форме и надпись белым (писали, разумеется, темным, но по негативу) Королев С. Г. 1929 год. В этот момент мои мозги расклинило. Я понял, кто сидит передо мной. Вот бы порасспросить! Но он наверняка ничего не ответит. Попытка не пытка? Мои шансы увеличатся, если мой новый знакомый узнает, с чем я сейчас работаю. И проверит.

— Так Вы Королев Станислав Григорьевич, — начал я, будто бы удивляясь, — я встречал Ваше имя в некоторых старых документах.

— Вы занимаетесь историческими исследованиями? — улыбнулся Станислав Григорьевич.

— Да нет, просто я занимаюсь сейчас некоторыми делами, которыми занимались когда-то и Вы, — сказал я.

— Я?

— Скажем, имя «Ган» Вам чего-нибудь говорит?

— У меня плохая память на имена, — вежливо ответил Станислав Григорьевич, — так много всего за эту жизнь прошло людей перед глазами…

Мой сосед, казалось бы, уклонился от ответа. Но слово «людей» было сказано с чуть измененной интонацией. Непосвященный не понял бы.

— А как Вы смотрите на то, чтобы махнуть куда-нибудь на Оку порыбачить? — он перевел разговор на другую, возможно более интересную для него тему.

Разумеется, он навел обо мне какие-то справки. Прямо не сказал, но потому, как он обратился ко мне через несколько дней по имени и отчеству (а я ведь ему представился только по имени и фамилии), я понял, что теперь и он знает, кто перед ним. Вернее, уверен…

Мы частенько общались в течении последующих лет. Как и многие отставные военные, Станислав Григорьевич обожал посидеть с удочкой на берегу реки, а то, как он обожал удить ершей, говорило о том, что мой сосед поработал в свое время и в прокуратуре (это не ошибка в предложении — всем известно, что прокуроры любят почему-то выуживать именно ершей). Благодаря рассказам Станислава Григорьевича моя копилка интересных историй обогатилась множеством военных и милицейских баек, часто анекдотов. Он много рассказывал. Но вот о том периоде, когда он был моим предшественником по этим самым делам, и что он делал после этого, Станислав Григорьевич не сказал ни слова. Я тоже помалкивал. Но однажды, будучи с ним вдали от города, у костра, высказался. Не помню дословно того, что я ему сказал, но суть сводилась к следующему: хранение тайны — дело святое, но если он умрет, а ведь Станислав Григорьевич был очень стар, то люди могут никогда и не узнать о многом, что им знать было бы полезно. И добавил, что так как большинство документов по старым делам нашего профиля уничтожены, то, возможно, он сейчас остался последним источником такой информации. Станислав Григорьевич ничего не ответил, но то, что он долго молчал после моих слов, говорило за то, что они произвели на него какое-то впечатление. Чего время тянуть — я так ничего и не добился от старика.