Записки успешного манагера - [104]

— Тебе есть с кого пример брать. Ты лучше на своего отца стремись быть похожей, а не на мразь всякую! Я в свое время в комсомол не вступила, противно мне все это!

Весь вечер я просидела на скамейке, обдумывая слова маман. Отныне жизнь представлялась мне в мрачных тонах. Из раздумий меня вывела соседка Анжела, которая радостно сообщила, что в доме напротив продают петушки на палочке по десять копеек за штуку. Петушки были гораздо важнее Павлика Морозова и маман-антикоммунистки, и мы помчались в соседний двор. Назад мы возвращались довольные, с десятью петушками и фиолетовыми от красителей языками. Восемь петушков мы продали за двадцать копеек оставшимся во дворе товарищам. В следующем месяце мы с Анжелой весьма успешно приторговывали петушками, пока моя маман не надрала мне уши за то, что я сама эту гадость ем и другим продаю. Тем не менее мысли о Павлике не давали мне спать. После недельных раздумий я сделала несколько весьма важных открытий:

Моя маман не любит Павлика Морозова.

Моя маман не любит коммунистов.

Мой отец работает в подпольном обувном цехе и тоже не любит коммунистов.

Если коммунисты узнают, где работает папа, они заберут у нас все имущество и отправят моих родителей в тюрьму.

Маму с папой я люблю.

Значит, Павлик Морозов — сволочь и коммунисты тоже.

Коммунистов, правда, было немного жаль, потому что очень уж мне нравилась фотография кудрявого мальчика Володи Ульянова. Тогда я решила, что коммунистов пока можно оставить в стороне, о подпольной деятельности папы им знать совершенно необязательно, а вот Павлик все-таки сволочь.

Я прочувствовала это всей душой и решила рассказать всему миру. Мир начинался с нашего двора. Вечером следующего дня я собрала всех своих друзей и сказала, что пора бы уже им узнать о том, кем был на самом деле Павлик Морозов. Рассказывала я воодушевленно, махая руками. Друзья, в отличие от меня, учившейся в элитной русской школе, все как один учились в районной армянской и успехами в учебе похвастаться не могли. О существовании Павлика Морозова они даже не догадывались, и толком никто ничего не понял. Аркадик предложил набить этому Павлику морду, Анжела — сжечь газеты в его почтовом ящике, а Артак — облить водой с крыши. Сплетница Кнар, которая все всегда знала и любила врать, заявила, что у сестры Павлика вши и видела она это собственными глазами. При этом Кнар выпучила глаза и прошептала: «Морс арев!»[20] Поняв, что толку от таких слушателей мало, я махнула рукой и пошла спать.

На следующий день после уроков перед входом в школу я обнаружила толпу парней во главе с нежно влюбленным в меня двоюродным братом Анжелы, который был на год старше меня. Мой поклонник отделился от толпы и подошел ко мне.

— Ты чего здесь делаешь? — спросила я.

— Павлика жду! — грозно ответил Левон.

— Какого Павлика? — удивилась я.

— Такого, который тебя обидел, мне Анжела сказала, у него еще русская фамилия. Ты его нам только покажи, когда он из школы будет выходить, мы сами с ним разберемся.

— Морозова, что ли? — рассмеялась я.

— Точно, Морозова, — подтвердил Левон и крикнул стоящим поодаль товарищам: — Не прозевайте его!

Битых полчаса я пыталась объяснить, что Павлик Морозов меня не обижал и вообще давным-давно умер, но слушать меня никто не хотел. В итоге по ушам чуть не получил первоклассник Павлик, который в последнюю минуту успел пролепетать: «Я не Морозов, я Арзуманян».

После этого Левон не разговаривал со мной две недели, решив, что я не выдала Павлика, а значит, тайно в него влюблена. Разговаривать с Левоном мне было, собственно, не о чем, а вот лишиться велосипеда, на котором он меня катал, о-о-очень не хотелось. Спустя две недели я подошла к нему и заявила, что Павлик уехал с родителями в Россию и мне он больше не нравится. Левон обрадовался, и велосипедные катания возобновились.

С тех пор Павлик стал мне еще более ненавистен, и я решила на корню уничтожить его уголок. Сначала таинственным образом стали пропадать цветы. Подозрение пало на уборщицу. Спустя три недели воровать стало нечего. В комнате остались пара кактусов и огромный фикус, а балкон моей подруги Анжелы превратился в оранжерею, на зависть всем соседям и моей маман. Потом вдруг стали исчезать книги. Исчезали исключительно те, в которых так или иначе у поминался Павлик Морозов. Ненавистную литературу на русском языке читать никто из друзей не захотел, ибо не знал русского языка в принципе. Зато брошюры хорошо горели, когда мы жгли костры в овраге и пекли картошку. Вскоре тырить из уголка было уже нечего. Утащить знамя и портрет не представлялось никакой возможности. Поджигать школу было опасно. Стало скучно и обидно.

Случай отомстить ненавистному Павлику по полной программе представился спустя два месяца. В школу приехала делегация из дружественной Индии. За два дня до приезда двоечники всех возрастов натирали паркет в коридорах, поливали цветы и занимались другой общественно-полезной работой. Пионервожатая Людмила Артемовна бегала по школе и отбирала детишек для участия в торжественном приеме гостей, который должен был состояться в уголке Павлика Морозова. Детишки отбирались по четырем критериям: