Записки судового врача - [4]

— Добрый день, — поздоровался посетитель с красным пером на шляпе, — я хотел бы сделать залог.

— Добрый, — деловито кивнул маленький старичок, сидевший за стойкой на высоком табурете. Разумеется, ему было понятно, что человек пришел в ломбард именно для того, чтобы что-нибудь заложить, а не спеть и сплясать или просто пообщаться о погоде.

— Сколько денег вы сможете дать мне за эту вещицу?.. — молодой человек протянул оценщику большую булавку для шейного платка, увенчанную кусочком малахита размером с ноготь на мизинце. Некоторые, конечно, отращивают ногти непомерной длины, как минимум на одном пальце, чтобы использовать его потом как зубочистку и в других полезных целях… Но у доктора ногти были всегда очень коротко, аккуратно острижены, поэтому и представить можно, что размеры самоцветного камушка были более чем скромными.

— Нет, это я не возьму, — ответил оценщик, которому хватило секундного взгляда на эту безделушку через толстую линзу лупы, — она ничего не стоит. Конечно, это не самая плохая вещь… Знали бы вы, какие штуковины мне тащат каждый день — там и старые башмаки, и дырявые котелки… Но те стоят еще меньше, чем ничего. А ваша булавочка просто никому не понадобится… А я не скупаю хлам, который мне заведомо не окупится.

— Тогда, может быть, возьмете перо для письма? Оно с бронзовым наконечником, и покупал я его когда-то довольно дорого…

Перо было, действительно, намного лучше булавки и не в пример полезнее. Доктор бы с удовольствием оставил его себе, да только без чернил оно все равно было ни к чему. Макать профессиональный письменный инструмент в сок каких-нибудь ягод или водичку с растворенной сажей было просто кощунством, а такую роскошь, как дорогие чернила, он уже давно не мог себе позволить, поэтому прекрасно обходился карандашными грифелями.

— Вот это уже, конечно, получше… Но все равно, нет. Поймите, господин врач, я же не для себя вещи покупаю. Так что мне ваше перо сто лет как не нужно. А кому оно нужно, тот не придет за ним в ломбард. Сюда обычно ходят те, кто и писать-то не особо умеет.

— Понятно… — проговорил он с видом человека, который знает, что делать, но которому не очень-то нравится намеченный выход, — тогда возьмите вот это, — после нескольких минут сомнений и ощутимой моральной борьбы, молодой человек извлек из внутреннего кармана жилета часы на цепочке. Аккуратные, круглые, в латунной оправе с выпуклой литой крышкой без лишних украшательств.

Придерживая их за конец цепочки, врач аккуратно опустил часики в морщинистую ладонь оценщика и нехотя отпустил. Старичок принял эту единственную ценность бережно и внимательно, тут же приступив к изучению, вооружив глаз увеличительным прибором, и одобрительно закивал.

— Неплохие часы. Но не очень и хорошие… — тут же добавил он, чтобы заведомо снизить цену, — слишком старые, для того, чтобы считаться современными, слишком новые для того, чтобы быть антиквариатом. Им лет пятнадцать, верно?

— Да, около того.

— Вряд ли вы где-нибудь еще получите больше четверти от их первоначальной стоимости… Но, я так понимаю, молодой человек, вам перебирать не приходится.

Попутно выслушивая безмолвные вздохи обнищавшего врача, ломбардщик распахнул перед собой огромный, толстый журнал с обтрепанными по краям страницами и обмакнул обычное гусиное перо в чернильницу.

— Как вас записать в учетную книгу?

— Лауритц Траинен. Лауритц с «тэ» и «цэ» в конце.

— Распишитесь вот тут, пожалуйста, сэр доктор… — старик развернул журнал к Лауритцу, а это его «сэр доктор» прозвучало почти иронично…

Лекарь по всем правилам поставил свою подпись аккуратным, витиеватым и остреньким почерком в строке, над которой значились по большей части лишь крестики да криво выведенные инициалы, и получил монеты — одну серебряную и стопку рассортированных медяков.

Из ломбарда Лауритц вышел в подавленном настроении. Вроде бы, карман теперь приятно тяготила какая-никакая наличность, но на душе все равно было паршиво. Подняв глаза от грязной мостовой под ногами, доктор заметил, что его недавняя «знакомая» никуда не ушла, а продолжала подпирать стенку на своем рабочем месте.

— Поди сюда, — после минутных раздумий подозвал он девицу к себе, и та осторожно, недоверчиво, но подошла. Она же полагала, что раз человек только что вышел из заемного дома, то деньги у него в данный момент точно должны водиться, а деньгам проходить мимо позволять нельзя.

— Поближе подойди, не бойся, — лекарь коснулся кружевных складок на ее плечах, и девица не противилась — ее уже давно не возмущало то, что ее трогают, где придется, это не вызывало у нее вообще никаких эмоций. Но молодой мужчина лишь запахнул на ней верхнюю часть платья, прикрыв, так сказать, «срам», и заколол края тонкой ткани своей малахитовой булавочкой. Теперь его эстетические чувства были более-менее удовлетворены. Он хотел еще добавить, что это что-то вроде подарка, и она ему за это ничего не должна. Но решил, что девчонка и сама догадается.

— Счастливого тебе дня, — тихо и бесцветно проговорил он, устало вздохнул и направился по своим делам, оставив представительницу древнейшей профессии застывшей на месте и недоуменно хлопающей глазами.