Записки сотрудницы Смерша - [64]

В мае 1953 года Военная коллегия Верховного суда отменила свой приговор и прекратила уголовное дело «за отсутствием состава преступления», всех арестованных освободили, восстановили в партии, вернули воинские звания и награды. Хрущев спецслужбы не любил. Его раздражало обилие генералов в МГБ, и по его указанию 100 генералов, которые служили в органах в 1934–1939 годах, были уволены, лишены званий и пенсии. В число этих генералов попал и генерал Новиков. Долгое время он никуда не мог устроиться на работу, пошел на прием к Шахурину, который после освобождения работал директором авиационного завода. Шахурин встретил его очень тепло, назначил своим заместителем по безопасности и попросил подобрать в охрану только сотрудников МГБ. Когда через несколько лет Новиков умер, Шахурин устроил ему пышные похороны, где присутствовало много сотрудников, действующих и уволенных. Там был и М.И. Зиберов, который одно время являлся заместителем начальника 2-го отдела. Жена Новикова, старая большевичка, часто звонила нам по телефону, рассказывала, что добивается восстановления мужа в партии, но не успела этого сделать, умерла в конце семидесятых годов. Дочь Новикова работала в органах КГБ.

Министры госбезопасности СССР при Хрущеве часто менялись, после Игнатьева были Круглов, Серов, «Железный Шурик» — Шелепин, Семичастный, и все они в первую очередь продолжали чистку кадров: демобилизовывали, увольняли старых чекистов, а Шелепин и Семичастный, пришедшие с поста 1-го секретаря ЦК ВЛКСМ, ставили своих выдвиженцев-комсомольцев.

А я продолжала работать в особом отделе КГБ 1-й армии, и работы было очень много. Начальнику отдела очень часто звонил генерал Георгий Филиппович Байдуков, в то время командующий войсками ПВО страны, предлагал в 1-ю армию своих подчиненных, родители которых были репрессированы в 1934–1939 годах, почему их сыновей к секретной работе не допускали. Среди них оказался капитан Орест Петрович Августыняк, порученец Байдукова. Михаил Иванович поднял из архива следственное дело на отца Ореста, в котором были подшиты фотография и единственный лист, где содержалось одно сообщение: архитектор Августыняк в Подмосковье стоял на горке и показывал иностранцу свою дачу. На основании этого сообщения его осудили на пять лет лишения свободы, направили в исправительный лагерь на север, где через три года он умер. Остались жена Мария Сергеевна, сын Орест (1919 г.р.), дочь Агнесса (1920 г.р.), и был еще один сын, который погиб на фронте. Между тем иностранец был сотрудником Коминтерна, а архитектор решил подарить свою дачу детям работников этой организации. Дачу-то подарил, а сам был осужден. Михаил Иванович дал Оресту Петровичу допуск к секретной работе, и тот дослужился до полковника. Августыняк был хорошим хозяйственником, имел большие связи, поэтому Зиберов после его увольнения в запас взял его к себе в институт своим заместителем. Мы дружили с ним и его семьей. Мария Сергеевна до конца своей жизни была благодарна Михаилу Ивановичу за то, что, как она говорила, вытащил Ореста из грязи, и на все праздники приглашала нас в гости.

1 ноября 1955 года в связи с проводимыми организационно-штатными мероприятиями я была уволена с военной службы и в тот же день принята на работу в качестве служащей на должность старшего инспектора. С того времени в отделе не осталось женщин-офицеров, все они были демобилизованы. В июле 1957 года в Москве открылся шестой Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Женщин отправили в отпуск и просили по возможности оставить город, выехать из Москвы. В отделе оставили только мужчин и женщин-машинисток. Мы в то лето сняли дачу в деревне, в районе санатория и музея «Архангельское». В музей все время привозили экскурсантов, участников фестиваля, которые после его посещения купались в пруду. Везде висели объявления-предупреждения, чтобы проживающие в деревне в пруду не купались: боялись венерических болезней. Дети все равно купались, но, к счастью, никто не заболел. Здесь мы впервые увидели настоящего живого негра. Веселого, жизнерадостного, а не такого, как мы привыкли видеть в журналах — угнетенное меньшинство. Иностранцы привезли с собой диковинные для нас жвачку, шариковые ручки. Тут же появились и фарцовщики, у которых можно было купить модную одежду, добротную обувь. Нас еще выручали китайские вещи и страны народной демократии. Были неплохие вещи, изготовленные по американским лекалам. Китайские бежевые плащи носили почти все москвичи. Тогда же появился и джаз, а для развлечения — рок-н-ролл с дикими плясками. Мода на джаз держалась еще долго, почти до 1960-х годов, когда уже проникли к нам «Битлз».

В мае 1963 года, когда Фидель Кастро посетил СССР, мы с Михаилом Ивановичем по пригласительным билетам попали на футбольный матч на стадион «Лужники» (не помню уж, какие команды играли), где в ложе сидели Хрущев и Кастро. Мы видели, как Кастро переживал за игру, а сами больше смотрели на него, чем на футболистов, и все время выкрикивали лозунги в честь Фиделя.

Генерал-лейтенант Николай Иванович Железников, который во время войны был начальником Управления контрразведки Смерш Брянского 2-го Прибалтийского фронта, а потом начальником Управления особых отделов по Закавказскому военному округу, вспоминал свою поездку с Хрущевым и Фиделем Кастро в Грузию. Проезжают они мимо какого-то места и видят, что здесь стоял памятник, который сбросили с горки вниз — один постамент остался. На вопрос Кастро, кому был памятник, Николай Иванович ответил, что Сталину Тогда Фидель спустился вниз и собрал себе на память несколько кусочков от памятника, сказав о своем уважении к «отцу народов». Хрущев промолчал.