Записки солдата - [2]
На сдвинутые столы раскладывали и расставляли закуски и ставили только одну рюмку. Ее поочередно передавали из рук в руки по кругу. При большом наличии гостей рюмка вторично попадала в руки пьющего не раньше как через час-полтора. Конечно, при таком темпе питья пьяных было очень мало.
С ранней весны и до поздней осени в речке поили скот, купали лошадей, коров и овец. По берегам росли лоза и верба. Из тонких прутьев этих растений изготовляли корзины и кошелки.
Без речки Ворониловичи немыслимы. Поплавка — вечный спутник Воронилович.
В деревне много было фруктовых садов и декоративных деревьев, но культурных — привитых яблонь и груш — очень мало, большинство дички.
Грибов и ягод в лесах — изобилие. Грибы всех сортов и названий. Они росли с мая и до поздних осенних заморозков.
А какие чудесные ягоды! Малина, земляника, брусника, черника, клюква.
Сколько всевозможных птиц! Их не перечесть.
Деревню часто навещали лесные друзья: олени, лоси, дикие кабаны, козы. Часто заходил и непрошеный гость — волк.
Хаты в деревне были в основном старые и маленькие, по одной комнате с двумя-тремя окнами. Окна тоже очень маленькие. Крыши хат и сараев соломенные.
Помню, много было хат с топкой по-черному, или, как их называли, курных. В нашей хате стояла огромная русская печь, занимавшая треть площади.
На печи, как правило, осенью, зимой и весной ночью спало по нескольку человек. Здесь же постоянно лежала сосновая лучина, служившая для освещения. Она горела в подставке, называвшейся светляком. Керосиновые лампы были тогда в диковинку, на них смотрели как на чудо.
Печь в нашей бывшей курной хате была сделана по-новому, и дым выходил в трубу.
Мебель состояла из двух неподвижных, установленных вдоль стен скамеек, называемых лавами, одной-двух переносных скамеек-услонов, нар в запечке и одного стола.
В потолок был вбит железный крюк, на котором постоянно висела плетеная из лозы детская колыска. Она была очень старая, в ней спали в детстве поочередно четыре моих сестры, я и два младших брата. Дно колыски было очень ветхое, через него всегда сыпалась солома. Колыска висела вблизи постели родителей, ночью мать, не вставая с постели, раскачивала ее ногой или рукой.
В переднем углу на стенах размещались иконы. За ними хранились квитанции об уплате податей и весь домашний архив.
Обстановка была так же стара, как и сама хата. О долговечности мебели можно было судить по столу. В те времена соль продавалась только комковая, не молотая. Ее растирали на столе специально подобранным круглым камнем. Растирали на одном и том же месте, отчего на столе постепенно образовывалось углубление, а потом и круглая дыра. После этого работу переносили в другое место стола. В очень старых хатах было по нескольку отверстий в столах.
Пол был земляной. Зимой под печку помещали кур. Свиней зимой кормили тоже в хате. После отела коровы теленка одну-две недели держали также в хате.
Вот так и жили ворониловцы.
П. М. Хадыка.
Родился я в 1898 году. По рассказам родственников, мое рождение было тяжелым. Я был очень слабым ребенком. Через четыре-пять месяцев заболел корью. В хате очень холодно, и мать для меня создавала особые условия. Еду для семьи она готовила у соседей, а свою печь протапливала специально для меня. Когда жар остывал, мать ложила меня в небольшое деревянное корыто, в котором стирали белье, и засовывала в печь. Кормила и пеленала только перед печью. И получается, что первым моим жилищем была печь.
Долго вспоминали в нашей семье день моих крестин. Причиной послужил печальный случай. К торжествам обряда готовились долго. Приготовили закуску из домашних продуктов, а водку решили купить в «монопольке» (магазине), когда соберутся гости. Денег не хватало, и лишнее покупать не хотелось.
Но вот собрались гости. Подсчитали и решили купить два гарнца (шесть литров) водки. За ней в деревню Щитное послали верхом на коне деда. Тот взял две стеклянных бутыли, вложил их в мешок и перевесил через круп лошади. Сам сел сзади.
Как ехал — шагом или рысью, никто не видел. Но по дороге лошадь споткнулась, мешок упал и бутыли с водкой разбились. Дед вернулся домой с пустыми руками. Денег не было. Тогда он забрался на чердак дома, нашел там веревку, привязал один конец к стропилам, сделал петлю, вложил в нее голову и оттолкнулся. К счастью, кто-то заметил, как дед быстро поднимался по лестнице на чердак, вскочил туда и вовремя снял с петли.
А для второго закупа водки деньги собрали по кругу с гостей, и крестины состоялись.
К этому времени в Ворониловичах уже было 57 домов, школа, церковь и небольшая лавка, где торговали мелкими житейскими предметами. Держала лавку старая еврейка Хава. Семья у нее была большая. Она тайно продавала и водку. В лавке за товары рассчитывались не только деньгами. Брали яйца, кур, зерно, сено и даже солому. Лавка служила одновременно и корчмой, где можно было получить закуску и водку на разлив. Это было место уличных и семейных скандалов и драк.
Как правило, в лавку за мылом, солью, спичками мать ходила сама. Рассчитывалась яйцами, курами или льном. Изредка покупала в молочный кувшин селедочного рассола, который назывался «лек». Лек ели с хлебом или картошкой вместо сметаны или молока. Он считался особым деликатесом. В летнее время лек брали даже на полевые работы.
На всех фотографиях он выглядит всегда одинаково: гладко причесанный, в пенсне, с небольшой щеткой усиков и застывшей в уголках тонких губ презрительной улыбкой – похожий скорее на школьного учителя, нежели на палача. На протяжении всей своей жизни он демонстрировал поразительную изворотливость и дипломатическое коварство, которые позволяли делать ему карьеру. Его возвышение в Третьем рейхе не было стечением случайных обстоятельств. Гиммлер осознанно стремился стать «великим инквизитором». В данной книге речь пойдет отнюдь не о том, какие преступления совершил Гиммлер.
В этой книге нет вымысла. Все в ней основано на подлинных фактах и событиях. Рассказывая о своей жизни и своем окружении, я, естественно, описывала все так, как оно мне запомнилось и запечатлелось в моем сознании, не стремясь рассказать обо всем – это было бы невозможно, да и ненужно. Что касается объективных условий существования, отразившихся в этой книге, то каждый читатель сможет, наверно, мысленно дополнить мое скупое повествование своим собственным жизненным опытом и знанием исторических фактов.Второе издание.
Очерк этот писался в 1970-е годы, когда было еще очень мало материалов о жизни и творчестве матери Марии. В моем распоряжении было два сборника ее стихов, подаренные мне А. В. Ведерниковым (Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. – Париж, 1947; Мать Мария. Стихи. – Париж, 1949). Журналы «Путь» и «Новый град» доставал о. Александр Мень.Я старалась проследить путь м. Марии через ее стихи и статьи. Много цитировала, может быть, сверх меры, потому что хотела дать читателю услышать как можно более живой голос м.
Алан Фридман рассказывает историю жизни миллиардера, магната, политика, который двадцать лет практически руководил Италией. Собирая материал для биографии Берлускони, Фридман полтора года тесно общался со своим героем, сделал серию видеоинтервью. О чем-то Берлускони умалчивает, что-то пытается представить в более выгодном для себя свете, однако факты часто говорят сами за себя. Начинал певцом на круизных лайнерах, стал риелтором, потом медиамагнатом, а затем человеком, двадцать лет определявшим политику Италии.
«История» Г. А. Калиняка – настоящая энциклопедия жизни простого советского человека. Записки рабочего ленинградского завода «Электросила» охватывают почти все время существования СССР: от Гражданской войны до горбачевской перестройки.Судьба Георгия Александровича Калиняка сложилась очень непросто: с юности она бросала его из конца в конец взбаламученной революцией державы; он голодал, бродяжничал, работал на нэпмана, пока, наконец, не занял достойное место в рядах рабочего класса завода, которому оставался верен всю жизнь.В рядах сначала 3-й дивизии народного ополчения, а затем 63-й гвардейской стрелковой дивизии он прошел войну почти с самого первого и до последнего ее дня: пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, был четырежды ранен.Мемуары Г.
Русский серебряный век, славный век расцвета искусств, глоток свободы накануне удушья… А какие тогда были женщины! Красота, одаренность, дерзость, непредсказуемость! Их вы встретите на страницах этой книги — Людмилу Вилькину и Нину Покровскую, Надежду Львову и Аделину Адалис, Зинаиду Гиппиус и Черубину де Габриак, Марину Цветаеву и Анну Ахматову, Софью Волконскую и Ларису Рейснер. Инессу Арманд и Майю Кудашеву-Роллан, Саломею Андронникову и Марию Андрееву, Лилю Брик, Ариадну Скрябину, Марию Скобцеву… Они были творцы и музы и героини…Что за характеры! Среди эпитетов в их описаниях и в их самоопределениях то и дело мелькает одно нежданное слово — стальные.