Записки социалиста-революционера. Книга 1 - [47]

Благосклонно сочувственное отношение Милюкова настроило нас так, что мы решили попробовать втянуть его в наши революционные планы. Для первого раза меня отправили к нему с одним конкретным предложением. В нашем распоряжении находилась тогда весьма популярная среди нас, но очень редкая, нелегальная народовольческая брошюра конца 80-х годов «Борьба общественных сил в России» Натана Богораза («Тана»). По содержанию это было то, что нам было нужно: анализ социальных группировок — классовых, сословных еtс. — дававший возможность произвести, так сказать, подсчет сил — враждебных, нейтральных, союзных и своих — предрешавший вопрос о «плане кампании» и средствах борьбы. Брошюра эта казалась нам в некоторых чертах устарелой и нуждающейся в исправлениях. В лекциях Милюкова история сословий и классов Российского государства местами изображалась с такой образцовой ясностью и рельефностью, что он показался нам чрезвычайно подходящим человеком для переработки брошюры.

Я изложил Милюкову сущность нашего предложения. Он отнесся к нему очень внимательно и попросил оставить у него «Борьбу общественных сил» для ознакомления; ответ он обещал дать после просмотра. Я уже считал, что Милюков будет «нашим» и внутренне ликовал от такого первого крупного «приобретения». Но последующий обмен мнений вдруг рассеял все мои зародившиеся надежды.

Мы коснулись происходившего под председательством Милюкова собрания, и я заметил, как приятно поразили нас заключительные замечания Гамбарова.

— Я не могу к ним присоединиться, — заметил вдруг Милюков. — И вообще я думаю, что здесь надо выбирать одно из двух. Либо, подобно социал-демократам, сосредоточиться на особенных экономических интересах пролетариата, и почти не интересоваться общенациональной освободительной задачей, — во имя частного и классового отодвигать на второй план общее. То же самое можно сделать — да и делали раньше — во имя не пролетариата, а крестьянства. Либо, наоборот, отложить все частное до разрешения общеклассового. Тогда все силы должны быть сосредоточены на разрешении задачи политического раскрепощения всей страны, без различия групп и классов. Их отдельные задания должны быть подчинены общему и, когда требуется, стушевываться перед ним, уступать ему место. Вы же — эклектики. Борьба с самодержавием для вас очередная задача, но рядом: с ней — а это непременно будет в ущерб ей — вы хотите поставить такие широкие отдельные задачи, которые не могут не внести разложения и распри в лагерь сторонников политической свободы.

— Но неужели же вы думаете, что в России возможен чисто политический переворот, что наша революция будет без всякого социального содержания?

— Этого я не говорю. Социальные реформы, как последствие переворота, конечно, будут. Но только реформы, как проявление устроительной деятельности новой государственности. Одно дело — реформы, другое революционный переворот в имущественных отношениях. Национализация земли, например, — это сама по себе целая революция в отношениях собственности. Не успевши сделать одной, одновременно выдвигать другую — это значит гнаться за двумя зайцами, чтобы не поймать ни одного.

Я, конечно, возражал. Что именно говорил студент 1-го курса в защиту своей позиции — здесь, думается, мало интересно. Весь этот эпизод любопытен скорее для характеристики зародышевого состояния политических партий той эпохи. Мы полагали, что наши разногласия с Милюковым — чисто тактические или «стратегические». Цель у нас — одна; только для успеха и борьбы за свободу и борьбы за землю он считает необходимым вести их раздельно, в порядке известной исторической очереди. У нас было резкое противопоставление себя «либералам», но Милюкова к этим последним мы отнюдь не относили. Он нам казался не «чужаком», а «своим». Разноголосица в революционно-социалистическом лагере тогда вообще была большая. Направления, оттенки направлений, постоянно сталкивались. Милюков воображали мы — был тоже носителем «оттенка». Он, правда, сильно разочаровал нас своим заявлением, но мы даже не оставили мысли о переработке под его редакторством «Борьбы общественных сил». Возможно, что дальнейшие свидания привели бы к еще большему отчуждению, но, по «независящим обстоятельствам», их не воспоследовало. Мне кажется, впрочем, что и сам П. Н. Милюков в те времена еще не успел окончательно «познать самого себя». Он, вероятно, сам был во власти иллюзии, сближавшей его с нами. Зародыши разных организмов так сходны между собою…

На той же почве недостаточной дифференцированности партий происходили иногда у нас qui рrо quо и с марксистами. Напечатанная в журнале «Слово» 1880 г. первая часть «Очерков» Николая — она числилась у марксистов, как «их» литература. Плеханов за границей писал, что «Николай — он лучше знает наше пореформенное экономическое хозяйство, чем все наши народники вместе взятые». Когда «Очерки» вышли отдельным изданием, наши марксисты первоначально ухватились за них обеими руками, прямо упивались ими и только дойдя до заключительных выводов призадумались. Затем уже по марксистской епархии был дан приказ «отвергать».