Записки рыболова и странника - [63]

Некоторое время промеж троицы идет тихий совет. Поглядывают в мою сторону. Ответственный момент!

Наконец, мужичонка снова появляется у моих ног.

— Закурим? — он протягивает сигареты.

— Я тебя разве звал?

— Да ты не психуй. Извини, и дай пять.

Что ж, это можно. В молодости бродяга был слабаком в борьбе, со страхом смотрел на штангу, старался подальше держаться от противника на ринге. Но кисть, разработанная с помощью ручного эспандера, перьевой и особенно шариковой авторучки, — его гордость.

Морщась после рукопожатия и расклеивая онемевшие пальцы, мужичонка переходит на шепот:

— Извини, я спьяну не смикитил, кто ты такой. А это же дураку видно. Ты беглый? Так?

О, боже, он еще и глуп!!

— Этими руками, — говорю, — тюремную решетку выламывал.

— Не бойся, мы тебя не продадим.

— Попробуйте. Под землей найду и пасти порву!

— Могила. Только бороду сбрей, выделяешься очень.

— Не учи ученого.

— Верно, тебе видней, — мужичонка льстиво подхихикивает. Может, помощь какая требуется? Ты не думай о нас плохо, мы и на дело пойти можем.

— Это другой разговор. Как стемнеет — приходите к мосту.

Только на мокруху не пойдем.

— Ладно. Кур щупать умеешь?

— А то.

— Ну, дуй. Теперь нас не должны видеть вместе.

Сегодня у меня приемный день. Только успел исчезнуть мужичонка, как слышу с другой стороны:

— Можно вас на минутку, товарищ?

Поворачиваюсь. Передо мной не какой-то там задрипанный, пьяненький мужичонка, а превосходный тип боксерской фигуры в плавках. Парень голенаст, у него широкие плечи, мощная грудь, длинные руки. И на весы ставить нечего — чистый первый средний вес. Такие парни, веселые и общительные в быту, очень опасны на ринге. Не пора ли выкидывать белое полотенце? Поодаль стоит лодка, которой раньше здесь не было.

— Подъехал с рыбалки, гляжу незнакомый человек, а тех троих еще вчера в станице приметил. Вредные людишки. Не пристают ли?

— Уже нет.

Что-то очень уж симпатичен мне этот парень.

— Познакомимся? — спрашиваю.

— С приятностью. Анатолий, — парень протягивает крепкую руку.

— Как рыбалка?

— Посмотрите.

Достаточно беглого взгляда на улов, чтобы оценить мастерство рыболова: в садке отливают серебром и медью язь, паря голавлей, красноперки, ласкири.

— Отличный улов!

— А как он достался?

Анатолий сетует, что скуднеет Хопер, много терпения и рыбацкой удачи нужно, чтобы не вернуться домой пустым. Утешаю его тем, что в Дону рыбы еще меньше и что только редкие виртуозы лески и крючка могут похвалиться приличными уловами.

Тем временем троица, собрав в охапку одежду, поспешно скрывается с глаз.

— Хотите? — Анатолий протягивает в газетном кульке хлеб, помидоры, яблоки.

— Спасибо, не надо.

— Бярите, бярите, — у Анатолия характерный северодонской говор.

Интересно, как добрые люди догадываются, что я голоден? Ведь не стал бы он другому, да еще первому встречному, ни с того, ни с сего предлагать еду.

Пока аппетитно уминаю его харч и рассказываю грустную историю о закрытых торговых точках, Анатолий собирает снасти, одевается и как-то странно на меня посматривает. Да, думаю, нищенство, какими уважительными причинами его не объясняй, всегда выглядит не ахти как убедительно и красиво. В конце концов, мог бы и потерпеть немного: ведь обещала же Марфа Михайловна к моему возвращению борщ сварить. Просто удивительно, как при всей моей гордости и застенчивости поразительно быстро прорезался у меня в походе талант побирушки.

Нищему всегда хочется не только в жилетку поплакать, но и похвалиться чем-нибудь. Рассказываю о знакомстве с Лащилиным.

— А у меня книжка его есть. «На родных просторах» называется.

— Хотел бы иметь такую книжку.

— Я вам ее подарю.

Напросился!

Мы долго сидели на скамеечке возле его дома и говорили о… впрочем, вы хорошо знаете, о чем могут толковать два заядлых рыболова. К этому времени у меня стала пробуждаться совесть: я наотрез отказался от ухи, приготовленной за время нашей беседы. И так Анатолий сделал слишком много добра для первого знакомства. Боюсь, что мой добрый знакомый был другого мнения.

Уже собираясь уходить, стал листать книгу и увидел вдруг пятерку, заложенную между страницами.

— Анатолий, ты забыл в книге деньги. Анатолий смутился, замялся на секунду, потом возразил уверенно, кажется, слишком уверенно:

— Не может быть, никак не может быть, я никогда не кладу деньги в книги.

— Но не с неба же упали эти пять рублей!

— То вы, наверно, нечаянно положили.

Пришлось насильно всучить ему эту треклятую пятерку.

Хотел, очень хотел я тогда, дорогой мой Анатолий, точно знать, случайность это, или… Хотел, да не мог задать тебе прямой неделикатный вопрос.

Закуривая на прощанье, я будто нечаянно вытащил из кармана вместе со спичками горсть дензнаков. Знай, мол, наших, мы не нищие…

ГЛАВА X

Живая Аксинья. Ковшевой курган. Беспризорная казна. Домой!

Московское время — пять часов. Прощай, Слащевская!

Снова вьется вдоль берега тропинка, ты снова наедине с природой, доброй, сильной и так легко ранимой. Переливы прозрачных струй реки, полутаинственная сень леса, редкие облака, плывущие по чистому высокому небу. Привольно, тихо… Чудо!

После короткого отдыха идется так легко и свободно, что немного удивляюсь, когда показывается хутор Ключанский, значит, протопал уже километров пять. Отсюда Хопер резко поворачивает влево. Тропинка, убегая от реки, тянется к хутору, приглашая выйти на короткую нагорную дорогу.