Записки русского изгнанника - [33]
— Что такое? Как?
— А вот как: в настоящем Backlund, в прошедшем Buck[50], а в остальном…
— Ну, погоди, я тоже подыщу рифму на твою фамилию.
— Господа янаралы, будет вам клевать друг другу очи — вот мы уже в парке… По местам! С передков! Еще раз спасибо вам, дорогие! Выдать всему расчету по фунту ситного.
— Ррррады стараться! Покорнейше благодарим…
На самом деле, что с ним такое? Слыхал, как он хлопнул дверью, когда вошел в комнату?
— Швед он был, шведом и остался. Никак не приведешь его в христианство. Сваливает на лошадь, а сам взбесился…
Перед ужином он все-таки немного успокоился.
— О, черт! Возьми всех и всякого! Понимаешь, отец ни за что не хочет, чтоб я на ней женился.
— Почему?
— Она русская — староверка… Бедный Яльмар!
— Выходит, ты прав. И на него беда пришла. С отцом ему не справиться. Он, пожалуй, и до сих пор держит для него розгу за зеркалом.
У каждого свое горе!
— А у тебя-то что?
— Ах, милый! Разве ты меня поймешь?!
— А что?
— Да у меня двойня!.. C'est affreux…[51]
— Рооп знал два или три слова по-французски и умело пускал их в оборот.
— У кого? У твоей невесты?
— Да нет, у той, другой.
— Ну послушай! Ведь это же свинство… Какой же ты жених после этого? Я и не подозревал, что ты такое животное…
— Ах, милый, но ведь я же не могу… Моя невеста меня понимает. Сразу я жениться не могу, придется еще подождать год или два. Но ведь не могу же я обойтись без женщины…
За дверью стук:
— Можно?
— Ах, Николай Петрович! Какими судьбами?
— Зашел покончить со строительным комитетом… Кондрашов в канцелярии? Я к нему. А что вы поделываете?
— Да вот тут все меня бросают. Заделались женихами!
— А ты что же зеваешь?
— Не слушай его, Николай Петрович, — он тоже жених!
— А, это интересно. На ком же, если не секрет?
— Да у него целых три!
— Ну тогда надо бросать их всех и искать четвертую. Я немного тороплюсь закончить все перед отпуском, да мимоходом заеду на Дудергоф…
— Вот счастливец, — бормочет Рооп, когда за Демидовым затворяется дверь. — Видал ты его Екатерину Александровну?
… По Гатчинскому шоссе вытянулись оба артиллерийских училища. За последним орудием — наша батарея, включенная в состав бригады, приданная на маневр гвардейским стрелкам.
Впереди, как всегда на походе, мы трое. Баклунд все еще не в духе. Рооп предвкушает радостную встречу с невестой… «Она очень яркая блондинка с темными бровями. Ей нравятся мои крошечные бачки. А ты заметил, мой Шейка тоже отпустил себе такие же, только они у него рыжие.
— Это почему? — спрашиваю.
— А мы, — говорит, — завсегда берем с наших офицеров. У вас такие же и у штабс-капитана, и у поручика Баклунда. Теперь, почитай, все наши позапущают такие.
— Вот шарлатаны! Пожалуй, тоже понацепят себе шпоры с цепочками.
— Ничего не поделаешь, милый, — мода! Мода сверху идет. А ты о чем задумался? О вчерашнем?
— Нельзя так горячиться, — говорит Баклунд. — За один выезд сломал четыре дышла.
— Положим, только два… Другие два только треснули, так мы их схватили обоймами. А те сразу же заменили запасными.
— Ну вот, вернемся завтра домой, как только слезем с коней, загнем тебе салазки.
— Ну да, и с проявлением личности, — поддакивает Яльмар. Он уже повеселел.
— Но зато какой великолепный был выезд, — оправдываюсь я. — Влетели враз на позицию и моментально открыли огонь им во фланг, раньше, чем даже пехота. Любо-дорого было смотреть!
— И оглушили командира Семеновского полка Лангофа. Он мне жаловался: до сих пор звенит в ушах!
— Сам виноват, чего он лезет перед дула?
— Все равно, тебе салазок не миновать!
На биваке нас приглашают офицеры Константиновского училища. Встречные юнкера радостно улыбаются — их очаровала наша лихость в строю и задушевная простота вне службы. Теперь к нам записываются только фельдфебели и лучшие по успехам!
В огромном шатре собрания, окруженный своими офицерами, сидит наш старый «Шнапс» — ныне генерал Чернявский — начальник училища. Кругом все знакомые лица офицеров, которых он перетащил за собою из Михайловского: мой отделенный Зворыкин, Чернев, Похвиснев, Деревицкий, мой товарищ Шелковников — мы здесь свои.
В то время как «Михайлоны» все время сохраняют свой удивительный тон и выдержку, здесь «Костопупы», несколько более простоватые, поражают своей дружеской спайкой, которую сумел им привить их «бог», восседающий на Олимпе в центре собрания, в облаках табачного дыма.
— А, Беляев! Славные у тебя офицеры! Да и боевой расчет хоть куда.
Утром, чем свет, загорается перестрелка. Против нас вся 2-я дивизия и с ней 2-я бригада. Маневр разыгрывается на равнине, окруженной холмами. Мы врезаемся в неприятельское расположение, снимаемся с передков и, забывая все на свете, сыплем беглым огнем по густым цепям, — наступающим на нас «по старинке», в открытую…
В самую критическую минуту с левого фланга раздаются бодрящие душу звуки «Пьяного марша». Это Императорские стрелки с громовым «ура» обрушиваются на фланг противника, уже готового ворваться на нашу батарею. На холме напротив, под флагом главного посредника, слышится сигнал: «Соберитесь, соберитесь, соберитесь». Скачу туда и я…
— Беляев, слыхали?
— Что такое?
— Во взводе вашего брата вследствие несчастного случая убит солдат.
История нашей страны знает множество известных имен. Многие семьи служили Отечеству из поколения в поколение. Один из таких служивых родов – Беляевы. Этот род дал России многих достойных сынов. Наверное, наиболее известный из них – генерал царской армии Иван Тимофеевич Беляев. Участник Первой мировой и Гражданской войн, который впоследствии стал… национальным героем Республики Парагвай.Род Беляевых служил России верой и правдой на протяжении веков. Тут и адъютант Суворова, и контр-адмирал Балтийского флота, комендант Кронштадтской крепости и множество простых честных русских офицеров.Но случилась Русская смута, и генерал Беляев, бившийся за Белое дело, оказался в эмиграции.
Владимир Быстряков — композитор, лауреат международного конкурса пианистов, заслуженный артист Украины, автор музыки более чем к 150 фильмам и мультфильмам (среди них «Остров сокровищ», «Алиса в Зазеркалье» и др.), мюзиклам, балетам, спектаклям…. Круг исполнителей его песен разнообразен: от Пугачёвой и Леонтьева до Караченцова и Малинина. Киевлянин. Дважды женат. Дети: девочка — мальчик, девочка — мальчик. Итого — четыре. Сыновья похожи на мам, дочери — на папу. Возрастная разница с тёщей составляет 16, а с женой 36 лет.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Это книга о том, как делается порнография и как существует порноиндустрия. Читается легко и на одном дыхании. Рекомендуется как потребителям, так и ярым ненавистникам порно. Разница между порнографией и сексом такая же, как между религией и Богом. Как религия в большинстве случаев есть надругательство над Богом. так же и порнография есть надругательство над сексом. Вопрос в том. чего ты хочешь. Ты можешь искать женщину или Бога, а можешь - церковь или порносайт. Те, кто производят порнографию и религию, прекрасно видят эту разницу, прикладывая легкий путь к тому, что заменит тебе откровение на мгновенную и яркую сублимацию, разрядку мутной действительностью в воображаемое лицо.
Эта небольшая книга написана человеком, «хорошо знавшим Троцкого с 1896 года, с первых шагов его политической деятельности и почти не прекращавшим связей с ним в течение около 20 лет». Автор доктор Григорий Зив принадлежал к социал-демократической партии и к большевизму относился отрицательно. Он написал нелестную, но вполне объективную биографию своего бывшего товарища. Сам Троцкий никогда не возражал против неё. Биография Льва Троцкого (Лейба Давидович Бронштейн), написанная Зивом, является библиографической редкостью.
Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.
Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.