Записки русского экстремиста [Политический бестселлер] - [15]

И очень интересно, что в этом сочинении такое общество как бы строится перед нами — в беседе, которую Сократ ведет с несколькими своими друзьями. Это общество придумывается, логически конструируется. И это типично для всех формулировок социалистической идеи. Две с половиной тысячи лет спустя Бухарин писал, что «процесс строительства коммунизма является в значительной мере сознательным, то есть организованным». Что касается капитализма, то «его не строили, он сам строился». Фактически последнее относится не к одному капитализму, а вообще ко всей жизни, которая возникает по каким-то органическим законам. А социализм, во всех разновидностях этой концепции, всегда был продуктом «социальной инженерии». Он разрабатывался какими-то его конструкторами, как в конструкторском бюро придумывают нечто вроде паровоза или телефона. В концепции Платона эта идея была высказана с идеальной полнотой и логичностью. И впоследствии к ней в этом смысле было мало что добавлено. Иногда ее смягчали, чтобы сделать более приемлемой ее радикальную прямолинейность. Иногда как-то приспосабливали к особенностям той или иной страны или эпохи. Иногда обдумывали планы, каким образом можно осуществить этот строй. Но сама система всегда сохранялась неизменной.

Это была идея государства, общества, построенного по типу машины, в котором люди являются ее покорно работающими частями, так, как это нужно для функционирования машины. Удивительно, что этот образ возникает в совершенно разных обстоятельствах, у совершенно разных людей. Например, Сталин в свое время провозгласил тост за «винтики», которые часто недооценивают, но которые играют в нашем государстве очень важную роль. Тогда этот тост был напечатан во всех газетах. Прошло много лет. Происходила культурная революция в Китае. И газеты в Китае прославляли некоего Ли Фэна, который называл себя «нержавеющим винтиком председателя Мао». А Бухарин говорил, что коммунизм есть «трудовая кооперация людей, рассматриваемых как живые машины в пространстве и времени».

Этот дух механического восприятия общества был очень близок общему духу западноевропейской цивилизации — материалистической и механистической, которая стремилась все уподобить механизму. Декарт, например, утверждал, что все животные являются просто механизмами, устройство которых нам еще не до конца ясно. Человеческий организм он многократно сравнивал с часовым механизмом, но допускал, что у человека есть душа. Его последователь Ламетри уже через сто лет написал книгу «Человек-машина», в которой доказывал, что человек и в своей физической деятельности, и в духовной является просто некоторой сложно действующей машиной. А в биологии все время возникали концепции, одну из которых учебник биологии характеризует так: «Организм действует наподобие марионетки, каждое движение которой зависит от того, что какой-то внешний фактор потянет за соответствующую нитку». И это относилось не только к живым существам. Весь мир пытались осмыслить в виде некоей машины. У Кеплера, одного из создателей научной идеологии западного общества, имеется такое высказывание: «Моя цель — показать, что мировая машина подобна не Божественному организму, но, скорее, часовому механизму». Этот термин «мировая машина» принадлежит не Кеплеру. Он еще глубже уходит в корни западной цивилизации. Например, он встречается у Коперника и даже еще раньше — у Николая Кузанского.

И возникает вопрос: кому же была привлекательна такая концепция? Кому нравилась идея того, что общество — это машина, в которой люди являются только отдельными винтиками? А ведь каким-то образом эта концепция победила у нас в гражданскую войну! Ответ очевиден. Такая концепция может нравиться тем, кто управляет машиной. Конечно, обществом очень трудно управлять, когда каждый человек верит, что у него есть бессмертная душа, о которой он должен думать. Народ имеет свои национальные цели. Если же это превращено в некое подобие машины, то управление государством превращается в одно удовольствие.

Всегда было так, что социализм — это элитарное учение, апеллирующее к правящему классу или к возможному правящему классу в некоем будущем обществе. Таким оно было у Платона, который писал только об этих «стражах». Так потом было в XIX веке, когда начала появляться идея социализма в Западной Европе. Например, Сен-Симон говорил, что будущее за научным руководством мира — ученые будут руководить обществом. Во главе мира будет мировое правительство, которое будет состоять из десяти ученых во главе с математиком. И Ленин, когда он говорил о партии профессионалов-революционеров, имел в виду, что будет партия не связанных с остальной жизнью общества профессионалов-революционеров. Только они могут внести социализм в рабочее движение: рабочие могут сколько угодно бороться за свои права, отстаивать большую зарплату и лучшие условия, но они никогда не дойдут до социалистической идеологии, которая должна быть внесена в рабочее движение извне.

Социализм — это долго разрабатывавшаяся, очень нетривиальная, тонкая идеология, которая не игнорировала трудных вопросов. Например, ясно, что руководители и руководимые — это одни и те же люди. Почему же одни являются винтиками, а другие — правителями машины? Сложность концепции заключалась в том, что и сами члены правящего слоя тоже рассматривались как части машины — только наиболее совершенные части. Только поняв себя в качестве части машины и усвоив ее ритм и потребности, можно было добиться необычайной власти над людьми и миром. Но для этого надо было отказаться от своей личности, своей индивидуальности. Предполагалось, что эта машина включает не только общество, но и весь мир является машиной. Люди чувствовали, что они становятся владыками мира, а не только одного определенного общества. Ведь постоянно во время революции возникали проекты переустройства всей природы, формулировались какие-то фантастические предсказания о том, что в ближайшее время будут открыты новые природные силы, которые предоставят человеку новые возможности. Этим объяснялось, например, то, что будет достаточно четырехчасового рабочего дня для достижения общего благополучия.