Записки риелтора, или Нас всех испортил квартирный вопрос - [58]

— Это дом сталинский, а от квартиры там уже ничего не осталось, — пыталась вмешаться я.

— Вы кто такая? Агент? Выйдите отсюда немедленно!

Я вышла. Крики начальника, защищающего права ребенка, разносились из-за закрытой двери по всему офису. Решение было таким: оформить на ребенка квартиру матери, квартиру отца и квартиру, которую мы покупали для бабы Зины, — ее унаследовала Анюта.

Если бы этой последней квартиры не было, продажа сталинки была бы запрещена. То, что у Насти невроз и проблемы со здоровьем от такого образа жизни, не волновало никого. Квадратные метры превыше всего! Собственность, а не нормальная жизнь — вот главный интерес ребенка с точки зрения лиц, дающих разрешения на квартирную сделку.

С тех пор прошло уже почти два года. Никита не работает, пропивая остатки здоровья. А ведь ему сейчас чуть больше сорока лет! Анюта живет во Мге — крохотном городке в Ленинградской области. Доплату, полученную при разъезде, она вложила в товар, которым торгует с лотка наемный продавец в Петербурге. На жизнь ей хватает. Она довольна, счастлива и, кажется, снова собирается замуж.

Глава 25 О революционной дисциплине в семье, агитации и способах принятия решений

2000 год

Описывая сделки, я изменяю имена своих клиентов. Распространенные имена — например Ольга — я меняю на такие же распространенные — Елена, Татьяна, Светлана и т. д. В этой сделке имя клиентки было простым, но заменить его оказалось непросто — оно явно было связано с историей революции и, судя по всему, оказало сильное влияние на свою владелицу. Я долго думала и остановилась на всем знакомом сочетании имени и отчества: Надежда Константиновна. Своего сына она также назвала именем одного из вождей революции. Назовем его как Кирова — Сергеем. Только отчество сделаем попроще — Иванович.

Эта семья жила в маленькой квартирке в самом центре Петербурга — в двух шагах от Исаакиевской площади. Надежда Константиновна, как и ее революционная тезка, характером была тверда, а волей упорна. Росточка она была махонького, телосложения тщедушного. Ее рослый крупный сын смотрелся рядом с ней как дирижабль рядом с корзинкой, в которой сидит человечек, управляющий стропами и газом.

Любимый сынок с пеленок воспитывался Надеждой Константиновной как верный ленинец, продолжатель традиций и хранитель заветов. Характер мальчика, однако, был мягким, душа — чуткой. Сережа получил музыкальное образование и стал преподавателем фортепьяно в одном из музыкальных училищ Петербурга. Какая женщина достойна такого сокровища? Достойных, по мнению матушки, не нашлось, и к пятидесяти двум годам Сергей Иванович, так и не женившись, продолжал жить вместе с матерью.

Их квартирка располагалась на первом этаже бывшего дворца одного из сенаторов. Правда, размещена она была отнюдь не с фасада, а в углу двора. Что там было раньше — бог весть. Может — дворницкая, может — закуток для домашней птицы, а может, и вовсе чулан для сбруи и седел. Когда пришли большевики, дворников — слуг капитализма — извели как класс и не завели до сих пор, домашнюю птицу съели, на дверь помещения повесили номер и отдали его как квартиру гражданам, нуждающимся в жилплощади. Пол в чулане был ниже уровня земли, вход — через кухню (три ступеньки вниз), да из кухни дверь вела в две маленькие смежные комнаты. Окна комнат нижним краем рамы упирались в асфальт, а в кухне окон не было вовсе — вот и вся квартирка, которую мне предстояло продать. Правда, приложив руки, Сергей Иванович отгородил часть кухни, прилегающую к туалету, и сделал в образовавшемся отсеке крохотную ванную.

Сами хозяева получили в наследство от дальнего родственника домик на Украине — прямо на берегу Черного моря, и собирались переехать туда навсегда.

Я дала квартиру в рекламу и начала просмотры. Желающих было много. В центре вообще мало однокомнатных квартир, а тут еще и не просто центр, а самые что ни на есть царские места.

О первом просмотре я предупредила Надежду Константиновну с вечера. Придя с клиентами утром, я уткнулась в закрытую дверь. Никого не было дома. Сотовые телефоны тогда имелись далеко не у всех. Чувствуя себя неловко, я предложила немного подождать. Через полчаса из арки неторопливо вышла Надежда Константиновна с хозяйственной сумкой и пакетами в руках. Увидев меня, она остановилась и удивленно сказала: «А что это вы здесь делаете?» О вчерашнем звонке она забыла напрочь.

— Хочу показать вашу квартиру, — сказала я, не вдаваясь в выяснение обстоятельств.

Просмотр начался. Оттеснив меня в угол, Надежда Константиновна взяла вокзал и телеграф власть в свои руки и начала рассказ о своем жилье:

— Дом замечательный! В нем жил сенатор. Посмотрите, какая лепнина на стенах дворца.

Покупательница вежливо молчала. Поскольку она пришла покупать не дворец, а каморку в углу двора, красота лепнины на стенах дворца ее мало волновала.

— Квартира очень теплая и светлая.

Вид из окон на асфальт не слишком соответствовал утверждению о светлой квартире.

— Посмотрите на эти стены! Толщина — во-о-о! Вот тут ниша в стене. В нее влезает столько пустых банок и всякого хлама! Очень удобно хранить. И потолки такие высокие — вон какие шкафы можно ставить — три метра высотой.