Записки переводчицы, или Петербургская фантазия - [6]
— А ты на Пашу! — обиделась я.
Паша — мой любимый и единственный внук, который мужественно переживает кошмар переходного возраста. А мы из последних сил ему помогаем.
В трубке снова рассмеялись:
— Ладно, старушка, если чего — звони! Я на связи.
Звонок показался мне немного странным, однако думать было некогда: нужно спешить за подарками.
Эта традиция всегда соблюдалась. Все замечательно! Ничто и никогда не испортит нашего праздника! Даже в прошлый Новый год я была счастлива, а ситуация тогда сложилась дурацкая... Я поскользнулась и сломала ногу. И хорошо бы это была обычная автобусная остановка — но нет, меня, хрупкую и легкую, как кусочек бересты, нечаянно толкнули в отделе елочных игрушек. Никто не удивился, только Пашка спросил, зачем меня туда понесло и когда я повзрослею. О, это был чудесный Новый год! Все меня поддерживали и утешали, называя большим ребенком! Обо мне так заботились, что не хотелось выздоравливать...
Я задумчиво оглядела комнату и представила, какой замечательный праздник устрою для всех. Сейчас пойду на выставку и накуплю целую кучу подарков. А потом — настоящую елку, под самый потолок, чтобы пахло лесом. Сложу под зеленый шатер гору сюрпризов, красиво их упакую. Мои дорогие присядут под мохнатыми лапами, зашуршат бумагой, раскрывая коробки и пакеты, и онемеют от восторга.
Вперед, вперед! Я поспешила в коридор, потянулась к вешалке и украдкой заглянула в зеркало. С годами хочется все меньше и меньше смотреть в это ледяное бездонное озеро. По правде сказать, уже несколько лет я почти не меняюсь, только складка на переносице становится глубже и делает лицо слишком серьезным. А так вид вполне интеллигентный, в прежние времена сказали бы — изысканный.
Волосы тонкие и мягкие, темно-русые. Этакое длинное французское каре с челкой, чтобы прикрыть слишком высокий лоб, хотя Влад говорит, что лоб у меня красивый и челка все портит. Губы тонкие (немножко злые, если честно). А что поделать? Я вспыльчивая: быстро выхожу из себя и быстро утихаю. Нос... Я повернулась боком. Ох уж этот длинный ястребиный клюв с горбинкой... Как я мучилась в школе и университете! Меня называли Финистой — в честь известной сказки. Я долго обижалась, а потом неожиданно полюбила свое прозвище. Прозвище, но не нос. А вот глаза... Я медленно надела шапочку, которая нежно оттеняла их серый цвет — цвет речной воды. Да, приятно отметить, они и сейчас прекрасны: не очень большие, но красивой формы, серые, сияющие, как драгоценные топазы. И еще плюс — изящная фигурка. За эти годы многие мои подруги превратились в более (а чаще менее) аппетитные пышки. А мне, слава богу, удалось остаться Берестой. Муж Игорь считал, что я вообще не умею ходить: «Ты по улице идешь как летит береста, когда дует ветер».
С тихим вздохом сожаления я достала из угла финские палки для ходьбы. Мои якоря и гаранты безопасности. На улице так скользко, а говорят, можно сломать шейку бедра — и тогда конец. Тогда только вешаться... Я скользнула в пуховик. Надела рюкзачок. Проверила кошелек, карту, проездной. Взяла палки и пошла на выставку. О минуты радости! Покупка подарков для тех, кого люблю! Ни с чем не сравнимое предновогоднее настроение!
Глава 2
Наконец я забыла про зачистку рукописей, и настроение пошло на плюс. В ожидании автобуса любовалась новогодними витринами: отражение в приталенном пуховичке и пушистой шапочке было очень даже симпатичным. Если забыть про лицо и сосредоточиться на силуэте — почти Снегурочка. Да, не красавица! В юности я мечтала о модельных стандартах (тогда говорили — «журнальных») и об Институте красоты. Но Игорь предупредил раз и навсегда: «Береста, у тебя красота утонченная, как на старинных гравюрах. Сделаешь что-нибудь с лицом, я...» — «Разведешься?» — «Хуже! Убью — и помрешь какая есть». Замечательно сказано, по-мужски... А автобуса все нет. Я махнула рукой и вызвала такси.
Выставка была в полном разгаре и напоминала питерское метро в час пик. Я с удовольствием нырнула в праздничный водоворот и стала частицей броуновского движения. Обожаю выставки и ярмарки. Сколько интересного вокруг — это просто бездна чудес! И всё, если понравится, можно купить — вот она, желанная свобода! Игрушки ручной работы: тильды, мишки-тедди, очаровательные войлочные зайчики... Я представила себе, как дарю Паше румяного зайца, и поспешила прочь. Как жалко, что дети вырастают! Постояла около картин, удивляясь фантазии художников: цветы, пейзажи, невиданные звери, абстракции — ни от одной дух не захватило. Кроме того, картину уже дарила. Затем я окунулась во вселенную азиатской керамики, полную круглых голубовато-зеленых планет. Всего два цвета, которые смешались во все существующие на свете оттенки. В глазах продавца промелькнул робкий интерес, и пришлось убегать, чтобы не разочаровать. Очень жаль, но это опять не то...
Не знаю, сколько кругов я нарезала, опираясь на свои палки. А потом отчаялась: не было ничего, о чем мечтала. А мечтала я о необыкновенном.
В конце концов забрела на галерею и, отвернувшись от торговых точек, перегнулась через перила: зрелище было волшебное. Внизу бушевал и сверкал людской муравейник. От этого слегка закружилась голова; странно было смотреть на это штормящее море со стороны. Гораздо приятнее быть частицей и мчаться вместе со всеми в веселом, немножко безумном ажиотаже. И вдруг меня поглотил странный звук: бум-бум. Я как будто оказалась внутри огромного живого сердца. И в унисон с сердцем великана забилось мое собственное маленькое сердечко и застучала кровь в висках. В растерянности я оглянулась, и первое, на что упал мой взгляд, были старославянские буквы, которые сложились в незамысловатые слова: «Береста сибирская. Изделия из кедра и капа». Опустила взгляд пониже и поняла, что нашла свою пещеру Аладдина.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.