Записки переводчицы, или Петербургская фантазия - [10]

— Вот это активность! Но это и понятно: капитализм, семейный бизнес... — обернулся ко мне худенький мужчина в очках и с чеховской бородкой. — Ждали мы его, ждали и дождались! Эта парочка уже лет пять по нашему маршруту ездит и, заметьте, не бедствует! Люди наконец-то научились работать.

В зеркале отражалось невозмутимое бронзовое лицо шофера. У него была огромная бритая голова, напоминающая дыню. Да, этот международный экипаж выглядел очень органично: они отлично дополняли друг друга.

— Скажите, а это действительно коммерческий автобус? На лобовом стекле не было никакой буквы «К», — с надеждой спросила я.

— А они теперь спереди снимают, а сбоку оставляют, — охотно пояснил поклонник Чехова. — Никакая проверка не придерется: есть такая буква! А люди, которые сдуру перепутали, платят сорок рубликов и едут — не выходить же...

Я плотнее вжалась спиной.

— Женщина, вы чего как отмороженная? У вас же проездной? — Тут гражданин вдруг все понял и широко улыбнулся: — У меня глаз-алмаз! Ну, держись, заяц! Сейчас подойдет. Весело будет!

Я представила, как этот бронзовый драйвер, этот азиатский Кинг-Конг легким движением мизинца кидает меня обратно в ледяную метель. И никто не осудит, ведь я — заяц и наношу ущерб семейному бюджету. Только подумала — и сразу нарисовалась любимая супруга грозного батыра:

— Дама, а вы что? Где ваш проездной?

От ужаса я онемела и выразительно потрясла палками.

— Ну и что? Это же спортивный инвентарь, а не костыли. Нужно заплатить.

В голове зазвучали приворотные слова: «Смотри, мама, смотри и запоминай! Я тебе сейчас удачу приворожу...»

Я глядела на кондукторшу, которая в одно мгновение стала повелительницей моей судьбы. Власть этой женщины пугала до безумия, но великанша об этом не догадывалась. Ей явно не приходило в голову, что такая солидная дама может ехать зайцем, и она стояла в недоумении. И вдруг началась истерика. Я, обычно спокойная, выдержанная и уверенная, отчаянно закричала, чтобы отпугнуть всесильную космическую амазонку:

— Что я вам сделала?! Оставьте меня в покое! Если высадите — не дойду! Я сейчас умру, ясно? У меня нога сломана! И сердце слабое! Прямо здесь умру, и вы будете отвечать!

— Ясно-ясно, — согласилась блондинка и схватила за плечо моего соседа, который явно наслаждался скандалом: — Пожалуйста, уступите место! Она инвалид, ей плохо. Разве вы не видите?

— Чего пристала? — рявкнул тот, мгновенно превращаясь из чеховского героя в персонаж Зощенко. — Заведи своего мужика и хватайся.

— Молодой человек, я замужем, — гордо ответила марсианка.

— Ну, это еще нужно проверить, за каким таким мужем! Они же сюда только за пропиской едут. Питерский мужчина никогда на такую горку не полез бы, уж поверьте мне...

Я обмерла от такой наглости — и это говорит мужчина?

— За оскорбление он должен ответить! — робко предложила я.

— Щас отве-етит! — отрезала кондукторша с ледяным спокойствием.

Она надвинулась на врага животом, грудью, всем своим мощным телом; мелочь в кожаной сумке звенела, как кольца боевой кольчуги.

— Я за тремя питерцами замужем была — что толку? Этот самый лучший! Ты-то что в браках понимаешь, козел бородатый?

— Правильно! Выбирайте выражения, мужчина, — поддержала дама в очень длинном шарфе. — Как можно так беспардонно намекать на полноту? В женщине главное — темперамент, разве нет? Такая шикарная блондинка!

— Толстая, худая — какая разница? — закричал гражданин напротив.

— Устроили здесь брачную дискуссию... Горка — доска, залезет — не залезет... Это что, вечер «кому за тридцать»? Нет, это автобус. Держите себя в руках!

— Вот ты, сухопарая, знаешь, что в бабе главное? Мужик! Вы без нас нули.

— А ну, возрази!

Через минуту стекла в автобусе вибрировали от криков. Народ увлекся, а я считала остановки и молилась, чтобы бронзовый идол не бросил руль и не кинулся на помощь к своей половине.

И Бог услышал: мы все-таки доехали! Двери раскрылись, я вывалилась в сугроб напротив родного дома. Задыхаясь, решительно выхватила ригельный ключ как шпагу, и... на снег выпали два квадратика: золотой и зеленый. «Виза» и «Подорожник». Минуту я созерцала их. Ведь все карманы были обшарены! Откуда же, откуда? А потом из глубины измученного сердца вырвался тихий и жалобный звук, похожий на скулеж: «Оуи-и...» Правы были средневековые инквизиторы! Ох, правы! Настоящих ведьм нужно сжигать, чтобы следа от них не осталось, чтобы ни одной капли крови на землю не упало.

— Александровна, ты чего? Совсем плохо, что ли? — Наш электрик в изумлении смотрел на меня. — Чего скулишь? Дай помогу.

Он поднял обе карты, открыл подъезд и придержал железную дверь. Когда загрузились в лифт, Володька не выдержал и спросил, где я была.

— На выставке.

— Там чего, крыши не было? Вся мокрая насквозь — может, вы, как Суворов, через Альпы переходили?

— Да, Володя, именно через Альпы. Можно и так сказать.

И, не слушая больше его дурацких вопросов, я, громыхая палками, выбралась из лифта. Впереди был дом, сладостный дом, как у мышонка Джерри.

Глава 4

Я вбежала в квартиру (наверное, так звери прячутся в родной норе) и прошла в гостиную, оставляя на идеальном паркете цепочку грязных лужиц. Щелкнула кнопками, резко рванула молнию вниз и сбросила пуховик вместе с каменным рюкзаком прямо на тахту. Сама рухнула рядом, глядя в потолок. Родные стены действовали благотворно, и через полчаса я сказала себе, что придумала эту цыганку и во всем виновата врожденная рассеянность и бурное воображение. Минуло еще полчаса, и я почти приняла такое объяснение, хотя где-то глубоко осталась заноза сомнения. Потом посмотрела на лужи около дивана и ужаснулась. «Анна, — строго сказала я себе, — праздник жизни не расцветет в грязи и слезах! Все проходит, и это тоже пройдет».