Записки натуралиста - [13]

Второе событие по сравнению с решением семьи переехать в Сибирь было ничтожно и все-таки в наших ребячьих глазах казалось большим событием. После долгих ожиданий Николай Иванович Хованский получил, наконец, давно выписанное им ружье. Медленно в то время шли посылки. Это ружье было мелкокалиберной винтовкой бокового огня фирмы «Буфало Лебель». Николай Иванович ждал ружье с таким нетерпением и так часто рассказывал о его преимуществах, сравнивая с прочими моделями, что это нетерпение передалось и нам. Поэтому неудивительно, что в тот памятный день, узнав о полученной посылке, мы с трудом дождались четырех часов, когда Хованский возвращался со службы, и, не теряя ни минуты, отправились посмотреть новинку.

Ружье действительно оказалось замечательным. Длинный легкий ствол винтовки почти на всем протяжении покоился на деревянном ложе, тонкая мушка, способствующая большой точность прицела, была защищена кольцевым предохранителем, механизм скользящего затвора работал безукоризненно. А как оно было прикладисто! Вскинешь его к плечу, и прорезь и мушка сразу встанут на свое место, сольются в одно целое — только остается навести на цель и нажать спусковую гашетку. Одним словом, не ружье, а настоящая драгоценность — мечта охотника.

Вместе с ружьем Хованский получил более десятка коробок с пулями. Одни из них, маленькие остроконечные баскетки, по словам Николая Ивановича, годились для стрельбы в белок и рябчиков. К сожалению, ни белки, ни рябчики не водились в степях под Ахтубой. Вторая, контрбоевая, пуля соответствовала современной пуле малокалиберной винтовки. Она была вполне пригодна Для стрельбы по сидящим уткам, стрепетам и зайцам. Наконец последняя, боевая, пуля предназначалась для стрельбы крупной Дичи — гусей, дроф, лисиц, причем на самое далекое расстояние.

«Хоть и мала пулька, а лошадь наповал убьет», — пояснял Хованский, показывая длинный и тонкий патрончик. Он был смазан густым, издающим особый запах оружейным салом, сквозь его слой тускло блестела медь. Невольно мы рассматривали боевую пулю с большим волнением. Какая невероятная сила таилась в этом ничтожном снаряде! Немудрено, что при осмотре ружья и патронов у нас с братом разгорелись глаза и дрожали руки. За такое ружье, за такие пули не жалко ничего на свете.

Из толстых досок Хованский изготовил большую квадратную мишень и прикрепил ее метрах в шестидесяти от окна своего кабинета на стене несколько выступающего над землей погреба. Усевшись в кресло и облокотившись на подоконник, было чрезвычайно удобно стрелять по мишени. Уже с первых выстрелов стало ясно, что ружье обладает превосходным боем: пули ложились в мишень удивительно точно. Забыв о горестях дня и испытывая громадное удовольствие, мы стреляли из винтовки до наступления сумерек. После появления нового ружья у Хованского мы охотно заглядывали к нему при всяком удобном случае — вдруг удастся разок-другой пальнуть из винтовочки. Сам Николай Иванович стрелял регулярно после обеда, и если нам удавалось попасть своевременно, то он никогда нам не отказывал.

— Научиться хорошо стрелять из винтовки — не простое дело. Надо стрелять каждый день, практика нужна, и тогда будешь стрелять как следует, — говорил он.

С этими словами Николай Иванович доставал винтовку, коробку с пулями и, удобно усевшись в кресло, делал несколько выстрелов. Мы же с братом должны были бегать к мишени и смотреть, куда попадали пули. После этого он передавал нам винтовку и, усевшись рядом, следил за стрельбой. — Сибиряки хорошо стреляют только потому, что у них белок много. Чтобы не испортить шкурку, они бьют белку в глаз и при этом, конечно, приучаются стрелять без промаха, — вставлял он фразы.

Прошло около месяца. Но вот однажды, посетив Николая Ивановича, мы застали его в каком-то странном состоянии.

— Тихо, — поднося палец к губам, предупредил он, когда мы несколько громко с ним поздоровались.

Затем он осторожно открыл шкаф, достал оттуда винтовку в чехле и передал ее брату.

— Пока она цела, бери ее себе и беги домой. — Ничего не понимая, мы продолжали стоять на месте. — А пули я потом сам принесу, — продолжал Николай Иванович, выталкивая нас за дверь.

Причину случившегося мы уяснили позднее. За день до нашего последнего посещения возвратилась домой жена Хованского. Она гостила где-то на Волге у своих родственников. Это была уже пожилая, тихая и необыкновенно добрая женщина. Приезд заботливой хозяйки был для Николая Ивановича настоящим праздником. Видимо, ему достаточно надоели все хозяйственные заботы, которые легли на него с отъездом жены. Но, к сожалению, благодушное настроение Николая Ивановича продолжалось недолго. Как и всякая хлопотливая женщина, жена Хованского на другой же день заглянула в свою кладовку. И — о ужас! — на мгновение она остолбенела: банки с вареньем, маринадами, четвертные бутыли с наливками и томатом — гордость хозяйки — все это было вдребезги разбито, уничтожено сильными боевыми пулями.

— Ну, кто мог подумать, что такой маленький кусочек свинца пробьет толстую стену погреба и наделает столько неприятностей!.. — неделю спустя, добродушно улыбаясь, оправдывался Николай Иванович. — А все-таки какой бой, какая невероятная силища! Только здесь ни к чему такая винтовка — стрелять некого, разве сусликов. А вот в Сибири она действительно вам пригодится.