Записки Н.А. Саблукова о временах императора Павла I и о кончине этого государя - [28]

— Je vous ai craint plus que toute la garnison.

— Et vous avez eu raison, — отвечал я.

— Aussi, — возразил Пален, — j’ai eu soin de vous faire renvoyer.

Эти слова убедили меня в справедливости рассказа, что Император получил анонимное письмо с указанием имен всех заговорщиков, во главе которых стояло имя самого Палена, что на вопрос императора, Пален не отрицал этого факта, но, напротив, сказал, что раз он, в качестве Военного губернатора города находится во главе заговора, Его Величество может быть уверен, что все в порядке. Затем Император благодарил Палена и спросил его, не признает ли он, с своей стороны, нужным, посоветовать ему что-нибудь для его безопасности, на что тот отвечал, что ничего больше не требуется: «Разве только Ваше Величество удалите вот этих якобинцев» (при этом он указал на дверь, за которою стоял караул от Конной гвардии)— «да прикажете заколотить эту дверь» (ведущую в спальню Императрицы). Оба эти совета, злополучный Монарх не преминул исполнить, как известно, на свою собственную погибель.

Во время парада заговорщики держали себя чрезвычайно заносчиво и как бы гордились совершенным преступлением. Князь Платон Зубов также появился на параде, имея далеко не воинственный вид со своими улыбочками и остротами, за что он был особенно отличен при дворе Екатерины, и о чем я не мог вспомнить без отвращения.

Офицеры нашего полка держались в стороне и с таким презрением относились к заговорщикам, что произошло несколько столкновений, окончившихся дуэлями. Это дало графу Палену мысль устроить официальный обед с целью примирения разных партий.

В конце парада мы узнали, что заключен мир с Англией и что курьер с трактатом уже отправлен в Лондон к графу Воронцову. Он должен был ехать через Берлин, где граф получил известие о кончине Императора и о мирном договоре с Англией.

Крайне любопытно то, что г-жа Жеребцова предсказала печальное событие 11-го марта в Берлине и, как только она узнала о совершившемся факте, то отправилась в Англию и навестила своего старого друга лорда Уитворта, бывшего в течение многих лет английским послом в Петербурге. Обстоятельство это впоследствии послужило поводом к распространению слуха будто бы катастрофа, закончившаяся смертью Павла, была делом рук Англии и английского золота. Но это обвинение, несомненно, ложно, ибо, несмотря на всю преступность руководителей заговора, последние были чужды корыстных целей. Они действовали из побуждений патриотических, и многие из них, подобно обоим Великим Князьям, были убеждены в том, что, при помощи угроз, Императора можно было заставить отречься от престола или, по крайней мере, принудить подписать акт, благодаря которому его деспотизм был бы ограничен. Говорили, что князь Зубов, в эту ночь, в кабинете Императора, держал в руке сверток бумаги, на котором будто бы написан был текст соглашения между Монархом и народом. Тем не менее, этот спор между Государем и заговорщиками, длившийся довольно долго, не привел к желаемым результатам, и вскоре вспыльчивость и раздражительность Павла возбудили заговорщиков, большинство которых были почти совсем пьяны, вследствие чего и произошла вышеописанная катастрофа.

Что касается Александра и Константина, то большинство лиц, близко стоявших к ним в это время, утверждали, что оба Великих Князя, получив известие о смерти отца, были страшно потрясены, несмотря на то, что сначала им сказали, что Император окончатся от удара, причиненного ему волнением, вызванным предложениями, которые ему сделали заговорщики.

На следующий день, 13-го марта, мы снова явились в обычный час на парад. Александр и Константин появились оба и имели удрученный вид.

Некоторые из главарей заговора и главных действующих лиц в убийстве выглядели несколько смущенно. Один граф Пален держал себя, как обыкновенно; князь Зубов был более болтлив и разговорчив, чем накануне.

Тело покойного Императора, загримированное различными художниками, облаченное в мундир, высокие сапоги со шпорами и в шляпе, надвинутой на голову (чтобы скрыть левый висок), было положено в гроб, в котором он должен был быть выставлен перед народом, согласно обычаю. Но еще до всего этого, убитая горем вдова его должна была увидеть его мертвым, без чего она не соглашалась признать своего сына Императором.

Избежать этого было невозможно и роковое посещение должно было произойти. Подробности этой ужасной сцены были мне сообщены в тот же вечер С. И. Мухановым по возвращении его из дворца, и нет слов, чтобы достаточно выразит скорбь, в которую был погружен этот достойный человек. Насколько помню, вот, что он сообщил мне.

Императрица находилась в своей спальне, бледная, холодная, на подобие мраморной статуи, точно такою же, как она была в самый день катастрофы. Александр и Елизавета прибыли из Зимнего дворца в сопровождении графини Ливен и Муханова. Я не знаю, был ли тут и Константин, но кажется, что его не было, а все младшие дети были с своими нянями. Опираясь на руку Муханова, Императрица направилась к роковой комнате, при чем за нею следовал Александр с Елизаветой, а графиня Ливен несла шлейф. Приблизившись к телу, Императрица остановилась в глубоком молчании, устремила свой взор на покойного супруга и не проронила при этом ни единой слезы.