Записки Н.А. Саблукова о временах императора Павла I и о кончине этого государя - [23]
— Так вы ничего не знаете? — возразил Александр.
— Ничего, Ваше Высочество, кроме того, что я дежурный не в очередь.
— Я так приказал, — сказал Константин.
— К тому же, — сказал Александр, — мы оба под арестом.
Я засмеялся.
Великий князь сказал:
— Отчего вы смеетесь?
— Оттого, — ответил я, — что Вы давно желали этой чести.
— Да, но не такого ареста, какому мы подверглись теперь. Нас обоих водил в церковь Обольянинов присягать в верности!
— Меня нет надобности приводить к присяге, — сказал я, — я верен.
— Хорошо, — сказал Константин, — теперь отправляйтесь домой и смотрите, будьте осторожны.
Я поклонился и вышел.
В передней, пока камердинер Рутковский подавал мне шубу, Константин Павлович крикнул:
— Рутковский, стакан воды!
Рутковский налил, а я заметил ему, что на поверхности плавает перышко. Рутковский вынул его пальцем и, бросив на пол, сказал:
— Сегодня оно плавает, но завтра потонет.
Затем я оставил дворец и отправился домой. Было ровно девять часов и, когда я сел в свое кресло, я, как легко себе представить, предался довольно тревожным размышлениям по поводу всего, что я только слышал и видел в связи с предчувствиями, которые я имел раньше. Мои размышления, однако же, были непродолжительны. В три четверти десятого мой слуга, Степан, вошел в комнату и ввел ко мне фельдъегеря.
— Его величество желает, чтобы вы немедленно явились во дворец.
— Очень хорошо, — отвечал я и велел подать сани.
Получить такое приказание, через фельдъегеря, считалось в те времена делом нешуточным и плохим предзнаменованием. Я, однако же, не имел дурных предчувствий и, немедленно отправившись к моему караулу, спросил Корнета Андреевского, все-ли обстоит благополучно? Он ответил, что все совершенно благополучно; что Император и Императрица три раза проходили мимо караула, весьма благосклонно поклонились ему и имели вид очень милостивый. Я сказал ему, что за мною послал Государь и что я не приложу ума, зачем бы это было. Андреевский также не мог догадаться, ибо в течение дня все было в порядке.
Рис. 2-ой.
В шестнадцать минут одиннадцатого часовой крикнул: «вон!» и караул вышел и выстроился. Император показался из двери а, в башмаках и чулках, ибо он шел с ужина. Ему предшествовала любимая его собачка «Шпиц», а следовал за ним Уваров, дежурный Генерал-Адъютант. Собачка подбежала ко мне и стала ласкаться, хотя прежде того никогда меня не видала. Я отстранил ее шляпою, но она опять кинулась ко мне и Император отогнал ее ударом шляпы, после чего шпиц сел позади Павла Петровича на задние лапки, не переставая пристально глядеть на меня.
Император подошел ко мне (я стоял шагах в двух от караула) и сказал по-французски — «Vous êtes des Jacobins». Несколько озадаченный этими словами, я ответил — «Oui Sire». Он возразил — «Pas Vous, mais le régiment». На это я возразил — «Passe encore pour moi, mais vous vous trompez, Sire, pour le régiment». Он ответил по-русски — «А я лучше знаю. Сводить караул!» Я скомандовал — «По отделениям, на право! Марш!» Корнет Андреевский вывел караул через дверь с и отправился с ним домой. «Шпиц» не шевелился и все время во все глаза смотрел на меня. Затем Император, продолжая разговор по-русски, повторил, что мы якобинцы. Я вновь отверг это обвинение. Она снова заметил, что лучше знает и прибавил, что он велел выслать полк из города и расквартировать его по деревням, при чем сказал мне весьма милостиво — «А ваш эскадрон будет помещен в Царском Селе; два бригад-майора будут сопровождать полк до седьмой версты; распорядитесь, чтобы он был готов утром в четыре часа, в полной походной форме и с поклажею». — Затем, обращаясь к двум лакеям, одетым в гусарскую форму, но не вооруженным, он сказал — «Вы же два займите этот пост», — указывая на дверь а. Уваров, все это время, за спиною Государя, делал гримасы и усмехался, а верный «Шпиц», бедняжка, все время серьезно смотрел на меня. Император затем поклонился мне особенно милостиво и ушел в свой кабинет через дверь а.
Рис. 3
Тут, может быть, кстати будет, пояснить, как был расположен внутри кабинет Императора.
То была длинная комната, в которую входили через дверь а, и так как некоторые из стен Замка были достаточно толсты, чтобы вместить в себе внутреннюю лестницу, то в толщине стены, между дверьми а и в, и была устроена такая лестница, которая вела в апартаменты княгини Гагариной, а также графа Кутайсова. На противоположном конце кабинета была дверь с, ведшая в опочивальню Императрицы, и рядом с нею камин д; на правой стороне стояла походная кровать Императора с, над которою всегда висели: шпага, шарф и трость Его Величества. Император всегда спал в кальсонах и в белом полотняном камзоле с рукавами.
Получив, как сказано выше, приказания от Его Величества, я вернулся в полк и передал их генералу Тормасову, который молча покачал головою и велел мне сделать в казармах распоряжения, чтобы все было готово и лошади оседланы к четырем часам. Это было ровно в 11 часов, за час до полуночи. Я вернулся к своему вольтеровскому креслу в глубоком раздумья.
Несколько минут после часу пополуночи, 12-го марта, Степан, мой камердинер, опять вошел в мою комнату с собственным ездовым Великого Князя Константина, который вручил мне собственноручную записку Его Высочества
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
«…Желание рассказать о моих предках, о земляках, даже не желание, а надобность написать книгу воспоминаний возникло у меня давно. Однако принять решение и начать творческие действия, всегда оттягивала, сформированная годами черта характера подходить к любому делу с большой ответственностью…».
В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.
К концу XV века западные авторы посвятили Русскому государству полтора десятка сочинений. По меркам того времени, немало, но сведения в них содержались скудные и зачастую вымышленные. Именно тогда возникли «черные мифы» о России: о беспросветном пьянстве, лени и варварстве.Какие еще мифы придумали иностранцы о Русском государстве периода правления Ивана III Васильевича и Василия III? Где авторы в своих творениях допустили случайные ошибки, а где сознательную ложь? Вся «правда» о нашей стране второй половины XV века.
Джейн Фонда (р. 1937) – американская актриса, дважды лауреат премии “Оскар”, продюсер, общественная активистка и филантроп – в роли автора мемуаров не менее убедительна, чем в своих звездных ролях. Она пишет о себе так, как играет, – правдиво, бесстрашно, достигая невиданных психологических глубин и эмоционального накала. Она возвращает нас в эру великого голливудского кино 60–70-х годов. Для нескольких поколений ее имя стало символом свободной, думающей, ищущей Америки, стремящейся к более справедливому, разумному и счастливому миру.