Записки морского офицера - [243]

18 марта испанский губернатор Бернардо Гонзалец просил снабдить его некоторым количеством сухарей, порохом, пушками и ружьями. Капитан Качалов, дабы и впредь отклонить такие не совместные с нейтралитетом требования, дал заметить губернатору, что настояния его показывают наклонность к разрыву согласия, доселе счастливо сохранившегося. «Если же, – писал он, между прочим, – союз между Россией и Испанией прерван и если вам то известно, то прошу о сем меня уведомить…» В продолжение осады Виго многие знаменитые испанцы, в том числе и прежде бывший министр внутренних дел, генерал-лейтенант и каноник монастыря Св. Иакова дон Педро Окуньи, опасаясь неистовства черни, искали убежища на русском шлюпе, были приняты и сохранены. Кинлей, капитан английского фрегата «Лайели», также прислал на шлюп двух особ, уверив притом, что он от своего начальства имеет повеление почитать российский флаг дружеским. По успокоении народа, когда французские отряды, бродившие в окрестностях, были истреблены, благородный Гонзалец именем центральной юнты подтвердил, что народ испанский во всяких обстоятельствах будет почитать русских своими друзьями, и благодарил за покровительство, данное на шлюпе именитым особам. Но такое доброе согласие скоро было нарушено следующим происшествием: до освобождения Виго французский аббат был принят на шлюп в звании переводчика и с ведома испанского правительства оставлен в распоряжении капитана Качалова. Несмотря на ненависть народа к французам, аббат, полагаясь на то, что он в русской службе, осмелился показаться в городе. Чернь тотчас его окружила и, схватя, представила губернатору, который с трудом мог его избавить от смерти и возвратить на шлюп. На другой день в городе распространился слух, что на русском шлюпе хранится сокровище, принадлежащее французам, и скрывается опасный шпион. Губернатор Гонзалец для предупреждения своевольства черни, от которой зависела защита отечества, требовал, чтобы аббат был переведен на английский фрегат. Капитан Качалов принужден был выдать аббата, уверив, что у него ничего нет принадлежащего французам, и народ, готовый к возмущению, успокоился. В сие время снабжение экипажа съестными припасами было почти невозможно. К счастью, сыскался добрый и честный купец Абелаира, который сам вызвался на кредит доставлять нужное и, несмотря на все затруднения, слово свое сдержал как благородный и бескорыстный испанец. 2 апреля проходящий отряд французских войск, числом до 4000, сжег Редонделлу. Поселяне дрались отчаянно. 18-го сего же месяца французы в большом числе покушались взять Виго, но были с уроном отбиты. 30 апреля прибыли в город 5000 человек регулярного испанского войска; французы также усилились в окрестностях. В продолжение мая месяца сражения не прекращались; пожары не угасали; наконец французы, совершенно разбитые, принуждены были с малыми остатками отступить и в начале июня военные действия в окрестностях Виго кончились; провинция Ту я и другие соседственные области от ига французов были освобождены. В продолжение военных действий разными требованиями испанских начальников капитан Качалов был поставлен в самое неприятное положение. 12 мая отказ вигскому губернатору в порохе и двух пушках для защищения моста, ведущего к городу, где были три раза самые упорные сражения, огорчил испанцев; посему они и искали случая поддержать свои требования сильным предлогом. Капитан фрегата «Ифигении» Жуан Корранзо 26 мая, известив об объявлении войны России против Франции и об одержанной австрийцами победе над принцем Евгением в Фриуле, предложил, чтобы капитан шлюпа принял участие в защищении Виго против французов. «Согласие, – сказал он в своем письме, – уверит меня в вашем хорошем расположении к Испании, под покровительством коей вы столь долго находитесь; отказ же приму за неприязненное намерение». «Со времени моего сюда прихода, – так отвечал Качалов, – не получал я от правительства моего никакого известия о возобновлении дружеских связей с Англией и о разрыве мира с Францией. Вы, конечно, судя по своей службе, не можете не согласиться со мной, что я ничего не могу предпринять, не дождавшись точного повеления от моего начальства. Повеления сего ожидаю с нетерпением; надеюсь, что оное вскоре будет ко мне прислано, и тогда с большим удовольствием готов буду по моей возможности противостоять общему нашему неприятелю».

Все подобные сим требования происходили от крайней нужды в порохе, пушках, а часто и в провизии. Должно отдать справедливость испанскому правительству, что оно было столь великодушно и снисходительно к российскому флагу в такое время, когда мы были в союзе с Францией, и хотя наш посланник оставил Мадрид, но оно не переменило своего поведения. Конечно, иное правительство не потерпело бы и одного дня в своем порте такого союзника, который, будучи друг его неприятелям, не хочет принять никакого участия в его делах. Испанское правительство всегда отличалось особенным благородством. Политика его двора всегда была самая праводушная. Вот тому пример: в 1796 году английские крейсеры, еще до объявления войны, взяли два испанских фрегата, шедших из Америки в Кадикс с золотом и серебром; все испанские суда, бывшие в Англии, были арестованы. Напротив того, английские суда, бывшие в портах испанских, были отпущены и собственность английских купцов объявлена неприкосновенной.