После этого, конечно, говорить было нечего.
— Тебе, я думаю, не мешает теперь отдохнуть, — заключил Алеев.
— Пойду. Ночь-таки намаялись. А насчет того, на случай наедут сюда эти брызгуны, так уж извольте приказать, чтоб к вашей милости их никаким манером не допущать: дескать, почивают, что ли, там, господа, а коли что, мал, надо, так ступай к ловчему, затем, мол, что ему от господ приказ отдан. Я так и ребятам наказал.
— Ладно! Делай там, как знаешь!
— Затем счастливо оставаться! А телега пусть так и стоит перед крыльцом; ее не прикажите трогать.
Едва ли нашему ловчему удалось соснуть час времени. Дистаночный и зверообразный его товарищ не замедлили прибыть со степи; после коротких расспросов у охотников, нарочно приготовленных для их встречи, степные стражи отправились к нашему крыльцу, где встретил их Артамон Никитич и, объяснившись, как подобало, отправил их с Фунтиком по принадлежности, то есть для свидания с ловчим. По словам графского камердинера, дистаночный Крутолобов с виду был уныл и озабочен: он долго и навязчиво просил позволения представиться графу и говорил, что, кроме дела насчет «грабежа», как он называл подвиг Феопена, он имеет объяснить его сиятельству много кой-чего «касательно охоты».
С прибытием дистаночного мы были обязаны выдерживать строгий карантин; всех нас мучило любопытство знать, что станет прорекать Феопен Иванович при виде человека, прибывшего искать законной защиты в деле насилия, грабежа и иных зол, возмущающих гражданское благоустройство. Бацов не утерпел и пригласил меня сопутствовать; с общего согласия, мы облеклись в охотничьи кафтаны, надели косматые шапки, пробрались огородом и притаились у плетневого сарая, где после ночных трудов Феопен Иванович изволил расположиться на отдых. Когда мы устроились на своем секретном посту, и я отыскал щель для одного глаза, вступительные речи с обеих сторон были, как видно, уже кончены, потому что разговор перешел в область тонких рассуждений, весьма мирного, впрочем, и дружелюбного характера. Дистаночный стоял, глядя пытливо на Феопена, товарищ его беспечно рассматривал ничтожные предметы, как то: седла, ножи, рога и прочее. Ловчий наш лежал на кровати, устроенной наскоро из трех тычинок с перекладинами, проткнутыми в плетень; тонкая соломенная подстилка, потник под боком и седельная подушка в головах — вот и все предметы, по которым блуждали косые глаза объездчика. По лицу дистаночного было заметно, что он был чем-то озадачен. Феопен Иванович дотягивал, не торопясь, обильную понюшку и начал, глядя по-своему на козловые сапоги начальника стражи:
— Оно дело, знамо, на что запрет положен, до той вещи и не касайся… Птица — так птица, а зверь — зверь. Сурок у вас тоже за зверя числится? Неровен случай, я бы тово, себе на обшивку… вы, небось, в зверья его оточтете?
Было ясно, что дистаночного Крутолобова очень затрудняло разъяснение этих вопросов, а потому, минуя их, он двинулся к своей цели сначала окольною дорожкою:
— Коли вы насчет этого нужду имеете, Феноген Петрович (так именовал он Феопена), так мы вам предоставить можем.
— Что вы мне предоставите?
— Вы говорите вот насчет обшивки, так если угодно, мы вам парочки три-четыре настоящих, выделанных… Уж это будьте в надежде!
— Ну, на этом спасибо, а теперь котик дорог стал, пострели ево горой! Полушубок, что ли, опушить — дай не дай два рубли, а то так и весь целковый[265].
— Это так-с! Справедливо!
Прослушав первое спасибо, дистаночный двинулся вперед шибче.
— А нельзя и нам, Феноген Петрович, уладить с вами дело без дальних хлопот, так, чтоб и нам было не обидно, и ваши труды и хлопоты не пошли задаром?
— Ну, моего труда тут нисколько. Известно, делай, что велят…
— И моего интересу, признаться, тут нет вовсе; только что одни, можно сказать, неприятности… ребят жалко: исхарчились, сердечные! Выгоды-то им, почитай, никакой, а убытку страсть что… Жалованья, по нашему делу судя, почитай что на соль, не дохватит.
— А на каком окладе они состоят?
— Рублей по сту с небольшим выдастся из конторы… Сами судите: лошадь, самому пить, есть, одеться, обуться надо…
— Угу…
— Так я вот, признаться сказать, глядя на их нужду, и говорю: «Поставьте, ребята, капканов по пятку на человека. Все-таки подспорье. Уж о барышах тут что толковать, а нужду покроет».
— Гмм… Знамо, господам служите, от кого ж и поживиться, как не от господ!
— По справедливости так, Феноген Петрович, вы это говорите, настоящее как есть… — подхватил дистаночный, обрадованный сговорчивостью своего собеседника и его, как думал он, незрелым пониманием настоящего дела. — так вот, изволите видеть, им-то убытки, а мне, пожалуй. неприятности не миновать из-за них.
— Неприятности-то нипочем, не было бы чего хуже… Оно, конечно, и жаль, как добрый человек за чужой грех пропадать станет… Так вы говорите, капканы-то объездчицкие?
— Истинно так.
— Гм!… Как же это?… Я уж и понять не могу: вы же зверя оберегаете, вы же его и ловите?!
— Уж это мы оставим в стороне, Феноген Петрович… Я вам сказал по сущей откровенности, что тут ничего больше, окромя с моей стороны помощи служащему народу… А вы вот, Феноген Петрович, возьмитесь-ка устроить дельце так, чтобы и нам остаться без обиды, и вам за хлопоты… я, пожалуй (прибавил краснобай с приличным понижением голоса) шукну ребятам скинуться… рубликов пять-десять готовы вам служить…