Записки летчицы У-2. Женщины-авиаторы в годы Великой Отечественной войны. 1942–1945 - [22]

Лена Лукина, о ней я уже говорила, родилась в 1920 году, в Саратове. Была моей школьной подругой с четвертого класса. Всегда и всюду мы были с ней вместе. Когда я пошла добиваться, чтобы меня зачислили в 122-ю часть М. Расковой, то и Лена решила добиться этого, хотя и не закончила аэроклуб. Добилась, ее зачислили в группу вооруженцев 587-го бомбардировочного полка. Затем он стал 125-м гвардейским бомбардировочным полком. Лена вскоре была избрана комсоргом полка. Она всегда знала о нуждах, радостях и печалях девушек. Все любили ее, шли к ней и в горе, и в радости.

Пока бомбардировщики вылетали на боевое задание, механики, вооруженны, радисты ремонтировали поврежденные самолеты. Комсорг Лена Лукина ходила от одной группы к другой: читала сводки Совинформбюро, давала советы редактору боевого листка (она прилично рисовала), а иногда, засучив рукава, помогала сменить винт. До избрания ее комсоргом полка она была «технарем». Лена несколько раз вылетала и на боевые задания в качестве стрелка-радиста. Стрелок-радист был наиболее уязвимым при обстреле самолета членом экипажа пикирующего бомбардировщика Пе-2.

Александра Акимова

Хочу рассказать о моей боевой подруге и единомышленнице — Александре Федоровне Акимовой.

Она родилась в семье учителя средней школы села Петрушино Рязанской области. Отец был учителем истории, а затем стал директором школы. В семье был строгий девиз: «Честность, дружба, долг!» Понятно, почему Саша Акимова после окончания средней школы поступила в Московский государственный педагогический институт имени В. И. Ленина. Война прервала учебу в институте. Еще на первом курсе Саша стала заниматься в школе медицинских сестер. В 1941 году, как многие юноши и девушки, она поехала под Смоленск, копать противотанковые рвы. Вернувшись с оборонных работ, куда ее посылал институт, узнала о наборе девушек в авиационную часть М. Расковой. Саша Акимова побывала в райкоме и в ЦК комсомола, стала добиваться, чтобы ее зачислили в часть. Получив направление, она прибежала на сборный пункт. Здесь уже были летчицы, пришедшие из гражданского воздушного флота, аэроклубов, студентки и просто юные москвички.

— Скоро мы пойдем в бой? — спросил кто-то.

— А с родителями как?

Саша Акимова до последней минуты не решалась рассказать обо всем дома — жалела мать. А когда молчать уже было нельзя, она сказала маме, что уходит в армию, на войну. Та схватилась за сердце: «Как же так?.. Не посоветовалась с нами…» Выручил отец. «Что же, — сказал он глухо, поглаживая руку дочери, все еще казавшейся ему девочкой. — Война народная. Раз все воюют, и тебе надо…»

Александра Федоровна часто вспоминает строки из поэмы своей фронтовой подруги Иры Кашириной:

Ты помнишь, родная, октябрьские ночи,

Тревожные дни под Москвой,

Когда, не смыкая усталые очи,

Она сохраняла свой гордый покой.

Мы крепче в те дни полюбили столицу,

Она нам казалась прекрасней в сто крат,

Кругом дорогие суровые лица,

И каждый москвич — словно друг или брат.

В тяжелое время мы с ней расставались,

Стреляли зенитки, ревел паровоз,

Священною местью сердца наполнялись,

Но в наших глазах не увидели слез.

Нас старые матери в бой провожали,

С собой мы везли их сердечный покой.

В глазах их усталых все слезы дрожали,

И сердце полно было горькой тоской.

«Не плачьте, родные!» — мы их утешали.

Вернемся с победой мы снова домой,

Чтоб спать вам тревоги в ночи не мешали,

Врага мы прогоним холодной зимой.

Потом мы в теплушке семь дней коротали,

Грызя сухари, запивали водой.

Часы, как минуты, у нас пролетали,

Кругом были песни, задор молодой.

С какою охотой учиться мы стали,

По десять уроков и два строевой,

А в зимние ночи почти и не спали,

Их трудной учебе отдав боевой.

Когда с полигона в морозное утро

Придет делегат, и еще у двери

Он девушкам крикнет с задорною шуткой:

«Мы все погасили вчера фонари!»

Учебных бомбежек своих результаты

Мы крепко старались узнать и понять,

И счастливы были надеждой крылатой,

Что фрицев весной нам придется гонять.

И так незаметно весна подоспела,

На фронт вылетать получили приказ.

Почувствовали, что для сложного дела

Родная страна призвала теперь нас.

Как первые вылеты нас волновали!

И полк весь сплотился заботой одной,

Когда мы с заданья подруг ожидали,

Была для нас каждая близкой, родной.

Да, было не просто в дивизии нашей

Добыть себе право быть равным в строю.

Самим чтоб летать, без мамашей, папашей,

Отбросивши женскую хрупкость свою.

Мы ночи летали, а утром не спали,

В глазах воспаленных всегда был вопрос:

«Как ночью сегодня по фрицам мы дали,

Что штаб нам наземный об этом донес?»

Да, нам не забыть, как мы Дон защищали.

Там ночью бомбили мы немцев не раз,

Как с фрицами лодки на дно опускали,

Стараясь точно исполнить приказ.

Над нашим Кавказом нависла угроза,

Для Родины трудные выпали дни,

Мы снова летали бомбить по дорогам,

Бить танки, тушить у машин их огни.

И если бы чувствовал немец проклятый,

Когда он, от страха язык проглотив,

В канаву валился, весь дрожью объятый,

Кто в страх тот смертельный его обратил?

И Терек седой удивлен не на шутку,

Такого он раньше в веках не видал.

Кто немцам вздохнуть не давал ни минутки,

Кто жару такого арийцам поддал?