Когда я вошел к фюреру, он был в полном одиночестве. Борман успел сообщить мне, что Гитлер, должно быть, находится под сильным впечатлением встречи с противотанковыми подразделениями, сформированными из подростков "гитлерюгенда", которых он напутствовал всего полчаса назад. Действительно, я никогда ранее не видел фюрера настолько печальным. Даже привычное пламя в глубине его глаз потухло, оставив лишь пустоту и обреченность. Когда я вошел, Гитлер повернулся в мою сторону, странно и мрачно улыбнулся — углом рта, а затем снова устремил взгляд в никуда, сквозь стены.
— Что с вами?! — забыв про всякую субординацию, воскликнул я, бросившись к фюреру, но он повелительным жестом отстранил меня, встал из-за стола, помедлил минуту и сел обратно.
— Отложите бумаги. Вот сюда. Пусть лежат, сейчас не до них. — пробормотал Гитлер. — И… налейте мне стакан воды. Вот, из того графина, если там еще осталось.
Я исполнил его просьбу, и в кабинете снова воцарилось молчание. Подумав, что фюрера лучше оставить одного, я хотел было подняться со своего стула и выйти, но Гитлер неожиданно заговорил — со мной или нет, я ответить не берусь. Видно было только, как с каждым словом в его глазах разгорается прежнее пламя.
— Россия… — он глубоко вздохнул, и я словно физически ощутил всю ту необъятную громаду лесов, полей, степей и болот, которую фюрер имел в виду, говоря это слово. — Россия… Я не понимал ее… И понял ли? Что я знал о ней раньше — из книг, из рассказов бывавших там? Многое. И совсем ничего… Одни называли русских вечно пьяным народом рабов, полуазиатами, со времен татаро-монгольского ига привыкшими к своей дремучей участи. Но другие… Другие сравнивали русских с героями античности, и я поражался, как там, в бескрайней Азии, может быть что-то европейское, арийское… Теперь я знаю — не правы и первые, и вторые…
Я знал, что однажды встречу такого противника, знал еще тогда, когда постиг, что древнее "Прорицание Вельвы" — о нашем времени, а вагнерова "Гибель Богов" — обо мне… Я бросил в этот мир Пламя и Лед наших героических мифов, и мир содрогнулся, а я все искал равного врага — хотя бы для того, чтобы он понял, что я совершил. И находил — пепел, тлен, плебеев, трясущихся за свою рухлядь на фоне великих, невиданных прежде событий… Вотан, Вальхалла, Тюр, даже Локи и Хель — все это было моим, и было чуждо тем, кого я звал за собой. Но почему я забыл о том, что было прежде Богов — об Утгарде и Йотунхайме?
По моей спине ползли мурашки. Казалось, фюрер читает наизусть какое-то заклинание или мистическую пьесу. Он продолжал — все так же монотонно и негромко:
— Я смеялся, когда Гудериан говорил мне, что мы не знаем точного количества русских танков или когда Геринг беспокоился о точном местоположении аэродромов под Киевом. О чем заботились они, если на их стороне были силы мировых Льда и Пламени? Но… я очень скоро все понял…
Русские… это — скифы… Тысячи лет вечных войн в ледяных просторах — за их спиною, в их крови… Оттуда, из Великой, Вечной Скифии пришел Вотан, как говорят саги, и теперь я верю в это… Они — это ледяные турсы, грозившие Асгарду, и титаны, восстававшие против богов Эллады, пытавшихся приобщить их к цивилизации Средиземноморья…
И я восхищаюсь ими. Не могу не восхищаться! Их можно обмануть, как это сделали евреи, но их нельзя победить… Понимаете? Они следуют своей страшной, дьявольской судьбе, и ее никто не в силах изменить! Русскими правили монголо-византийские цари, германские императоры, сейчас правят евреи-коммунисты, но это — лишь иллюзия: кто может править стихией?
Мир с русскими был невозможен. Не из-за коммунистов… Оставим эти сказки для Юлиуса Штрайхера и любителей дрочить на его порнографию. Асы не могут сосуществовать бок о бок с Турсами! Но в этой войне побеждают рабы, карлиги, цверги, отсидевшиеся в своих пещерах во время Рагнаради, и грядущему не нужны ни Боги, ни Титаны…
Страшный грохот прервал фюрера. Пол у нас под ногами заходил ходуном, и я побоялся даже представить, что творилось на улицах Берлина. Гитлер снова повернулся ко мне:
— Что это?!
— Это русская артиллерия. Она бьет по городу. — отрапортовал я.
— Нет! — выкрикнул он, срываясь на визг, и во всем его облике читалось надвигающееся безумие. — Нет! Вы ничего не понимаете! Никто ничего не понимает! Это рушится Иггдрасиль, это великан Сурт уронил свой огенный клинок!.. Да если бы я только рассказал вам об истинной подоплеке происходящего, вы бы немедленно покончили с собой, потому что ваш человеческий разум не выдержал бы Правды об этой войне! Вы не видели того, что видел я — в той бездне, с вихрями которой извечно борется человек, ариец! Вы, вы все предали меня, предали всех своих предков, и только поэтому наступили Сумерки Богов! Так будьте вы все прокляты! Дохните, твари, все до одного! Никто из вас не достоин того, чтобы жить, когда умрет моя Империя!
Новый удар взрывной волны сотряс стены и пол. Фюрер замолчал, тяжело дыша. Сверхъестественное пламя едва теплилось в глубине его глаз. Он медленно подошел ко мне, положил руку на плечо и прошептал:
— Покиньте Берлин. Немедленно! Отправляйтесь к группировке Венка. Когда русские будут здесь, она нанесет удар в их направлении.
