Записки Клуба Лазаря - [17]

— Рад снова видеть вас, Хоус, — сказал Брюнель. — Хочу представить вам моего друга, доктора Джорджа Филиппса. — Потом он обратился ко мне: — Филиппс, этот мрачный тип — Бен Хоус, заместитель военного министра.

— Рад познакомиться, — сказал Хоус. — Ваш друг Брюнель и мой друг тоже. Всегда приятно видеть новое лицо, — весело добавил он, а потом немного понизил голос. — Знаете, иногда мне кажется, что здешние собрания превращаются в рутину.

— Не говорите ерунды, Бен, — ответил Брюнель, — вы ни за что не пропустите ни одной встречи. Вы жаждете знаний так же сильно, как пес мясника — свежей кости, и не пытайтесь убедить меня в обратном.

Я понял, что не могу больше оставаться в неведении, и поинтересовался:

— Какого рода встречи здесь проводятся?

— Изамбард! — возмутился Хоус. — Неужели вы ничего не рассказали ему про наш клуб? — Он положил руку мне на плечо. — Простите его, доктор Филиппс, он так увлечен своими идеями, что совершенно забывает о мелочах вроде хороших манер. Но, поверьте, это не со зла.

Брюнель по-прежнему не собирался ничего мне объяснять.

— Я хочу, чтобы мой друг поговорил с нашим сегодняшним докладчиком. Вы можете привести его?

— Мы уже собираемся начинать, — с сомнением в голосе ответил Хоус, — но подождите минуту. Возможно, мне удастся вытащить его.

Когда Хоус ушел, Брюнель наконец-то решил мне кое-что разъяснить.

— Мы, инженеры, привыкли считать себя мыслителями, изобретателями и творцами, которые не зависят от чьего-либо мнения. Но в действительности мы не можем работать в полной изоляции. Понимаете, нам нужна поддержка, а иногда и критика других специалистов; мы добиваемся большего успеха в окружении единомышленников; человек может расширить свой кругозор и развить воображение благодаря новым знаниям и новому опыту.

— Разве вы не описали только что Королевское общество? — заметил я; эта организация в первую очередь пришла мне на ум, тем более что недавно сэр Бенджамин был избран его президентом.

Брюнель понизил голос:

— Это общество — всего лишь арена для позерства и панибратства. Мы же пытаемся создать более непринужденную обстановку для тех, кто действительно обеспокоен будущим человечества, а не просто желает посветиться на публике. — Я удивленно приподнял брови, но у Брюнеля это вызвало лишь улыбку. — Скажем так, некоторые наши идеи идут вразрез с представлениями традиционной науки. Поэтому широкие научные круги вряд ли отнесутся к ним благожелательно — скорее всего над ними просто посмеются. Нам очень важно иметь свободу самовыражения, не страшась упреков.

Не успел я задать следующий вопрос, как снова появился Хоус — он вел с собой человека, вероятно, докладчика. Этот мужчина отличался весьма запоминающейся внешностью. Его голова была правильной формы, но абсолютно лысой на темени, а густые брови угрожающе нависали над глазами.

Брюнель протянул ему руку.

— Чарлз, я рад, что вы смогли прийти.

Мужчина лишь недовольно буркнул:

— Брюнель.

— Доктор Джордж Филиппс, это Чарлз Дарвин. Он собирается рассказать нам о своей теории революции.

— Эволюции, — поправил его Дарвин.

— Ну да, конечно, простите. Эволюции. Как продвигается работа над книгой?

Дарвин нахмурился.

— Давайте договоримся, сэр. Вы не напоминаете мне о той несчастной книге, а я не стану расспрашивать о вашем корабле.

— Хорошо, — кивнул Брюнель. — Давайте сменим тему.

Дарвину, вероятно, подобное предложение пришлось по душе. Он повернулся ко мне.

— Вы ведь врач, доктор Филиппс?

— Я хирург в больнице Святого Фомы.

— Хирург? Знаете, я изучал медицину в Эдинбургском университете.

— Неужели? Я тоже там учился. Но вы не стали врачом?

Он покачал головой.

— Я не выдержал. Все эти вскрытия… от них мне становилось плохо. Кстати, чуть не забыл… Доктор, мы можем переговорить с вами наедине? — Сказав это, он приобнял меня за талию и отвел в сторону от Брюнеля и Хоуса. — Извините нас, джентльмены.

Подведя меня к окну, где я должен был стать его слушателем, Дарвин начал долго и нудно перечислять свои многочисленные симптомы нездоровья. Тошнота, вздутие живота, боли в спине и тому подобное. Пока он говорил, я взглянул через его плечо и с удивлением заметил, что к Брюнелю и Хоусу присоединился еще один джентльмен. Мое изумление вызвало то, что этим человеком был не кто иной, как сэр Бенджамин, и вид у него был не особенно довольный. Они разговаривали с Брюнелем на повышенных тонах, сам Брюнель, по обыкновению, раскуривал сигару. Я постарался игнорировать присутствие моего начальника и стал внимательно слушать жалобы мистера Дарвина.

— А потом еще это головокружение, — сказал человек, который, судя по его собственному диагнозу, страдал от всех существующих болезней.

Но сэра Бенджамина было трудно игнорировать.

— Господа, — заявил он, — мы все в сборе, поэтому давайте займем места и начнем.

Разочарованный тем, что его прервали, Дарвин пожал плечами и направился к столу, где ножки стульев уже царапали половицы, пока все собравшиеся рассаживались. Я занял свободный стул, находившийся в отдалении от сэра Бенджамина. Брюнель, который по неизвестной мне причине выглядел весьма довольным, сел напротив мистера Рассела. Похоже, он окончательно успокоился после происшествия на судоверфи. Рассел наклонился к Брюнелю и мрачно кивнул в мою сторону, после чего открыл кожаную папку и достал оттуда стопку бумаги.