Записки империалиста - [63]

Отстрелялись мы на равных. А вот на саблях я взял верх, со счётом пять моих против двух его ударов. Три моих, секунданты с обеих сторон признали смертельными. Ещё бы! Моя служба в Алжире не прошла для меня даром.

Прибыв в армию под Севастополь и общаясь уже с ветеранами осады, я узнал, что русские тоже любят сходиться в ближний бой и рубку. Поэтому я начал уделять время сабельному бою, и стал учиться биться на штыках. После того, как я принял командование батальоном, стал практиковать регулярные занятия по штыковому бою. Хотя в нём и было немало солдат которые уже прошёл Альму, Балаклаву, Инкерман. И после всего этого сумели пережить русскую зиму в Крыму, и после этого остаться в строю.

Вот в выигранную трубу я и наблюдал за действиями нашего авангарда. Он развернувшись в боевые порядки, споро шёл в гору приближаясь к русским. Хотя явные их укрепления как в Севастополе я здесь не увидел, но, брустверы были видны. Неожиданно в колонах атакующих возникли разрывы, скорее всего пушечных гранат. Хотя я ясно видел, что русские не открывали орудийного огня. Это были ныне известные противопехотные мины. Тогда это было для нас неожиданно. Понеся потери от коварных русских мин, наш авангард был уже готов пройти оставшиеся триста шагов, как совершенно неожиданно, резко замедлил движение, и через несколько минут после этого попал под сильнейший ружейный огонь. Я сам видел цепочку вспышек от выстрелов в сотни стволов, потом ещё, ещё и ещё. Наши солдаты погибали сотнями от губительного огня русских у меня на глазах. Были отдельные попытки французов перейти в атаку и открыть ответный огонь. Но, русские их подавляли своим просто шквальным огнём. Поэтому все эти действия не удались. И это происходило на моих глазах, и тех, кто тоже наблюдал за действиями авангарда. Который и погиб более чем наполовину в ходе этой легкомысленной и не подготовленной атаки. Русские нас ждали, и были готовы. Как стали говорить после войны, что русские, получив в свои руки большое количество винтовок, вернули нам долг за Альму и Инкерман.

Несмотря на немалое расстояния, я услышал это русское, «Ура!!!» Которое докатилось до нас, и донесло до нас их радость об их успехе. И я понял, что легкого сражения не будет и здесь. А как умеют русские обороняться я уже знал и сам. И ничего хорошего в этом для нас не было».

После бездарной гибели двух батальонов, один из которых был английский. Командующий десантом генерал сэр Джордж Браун был в противоречивом состоянии. Одновременно он был поражён и взбешён. Поражён, таким неудачным началом сражения. То, что это будет именно сражение он уже понял. Он же понимал, что за такие потери с него спросят. Взбешён, что ему придётся отвечать за ошибки разведки. Которая сообщала, что русские увеличили свои силы в Керчи. Но, насколько, и какими частями, почему-то умолчала. И, что теперь только успех поможет ему избежать слишком строго спроса за такие потери. Керчь должна быть взята! Поэтому он спешно созвал военный совет. Отдав перед этим общий приказ остановить движение. Хотя английские, французские и турецкие части сделали это сами, видя неожиданно быстрое уничтожение двух батальонов.

Почти одновременно прибыли на совет генерал Д'Отмар и Рашид-паша. Было решено после обстрела из всех орудий открывшихся русских позиций артиллерией атаковать их силами более полка. Три турецких батальона, и вновь по одному английскому и французскому. А так же запросить поддержку флота.

У генерала Хомутова даже дух захватило от такого начала боя. Сначала он увидел, что наставленные сапёрами «противопехотные растяжки» сработали. Противник ещё не дошёл до рубежа открытия огня, а уже потерял, может даже более сотни человек. Удивила его наглость противника, который без рекогносциро́вки отправил в бой сразу два батальона. «Что ж, раз сами решили так воевать, надо их крепко проучить за это!», — с хорошей боевой злостью подумал генерал Хомутов. Который ещё совсем юным корнетом Лейб-гвардии Гусарского полка уже встречался в бою с французами в сражениях Отечественной войны 1812 г.: при Малоярославце, Вязьме, Дорогобуже, Красном (награждён за отличие золотой саблей с надписью «За храбрость»). В заграничных походах 1813 и 1814 гг. находился в сражениях при Лютцене (за отличие произведён в поручики и удостоен ордена св. Анны 4-й степени), Бауцене, Пирне, Кульме (за отличие получил орден св. Владимира 4-й степени с бантом), Лейпциге, Монмирале. И турки ему были не в новинку.

Уже командиром Санкт-Петербургского уланского полка, находился в Турецкой кампании 1828 и 1829 гг. и участвовал в осаде и взятии Силистрии (за отличие получил орден св. Владимира 3-й степени), блокаде Шумлы (за отличие был удостоен ордена св. Анны 2-й степени с императорской короной), сражениях при Кулевчи и Сливно, занятии Адрианополя. За отличия в сражениях этой кампании он в числе прочих наград был пожалован в 1829 году в генерал-майоры. В тридцать четыре года!

Первыми ещё с семисот шагов открыли огонь по противнику лучшие стрелки. Нанося своей беспощадной меткостью ему первые потери. Когда все его роты под огнём стрелков прошли метку «400 шагов», и прошли ещё несколько десятков, они упёрлись в расставленные рогатки, и натянутую в траве паутину. И тем самым по неволе стали уплотнять свои построения. Видя это генерал Хомутов отдал приказ своим батальонам открыть огонь из винтовок, как называл штуцера император. Он передаваемый офицерами и унтера пролетел по позициям. И загремели залп, за залпом. И за ними вновь и вновь звучали команды командиров рот, «заря — ЖАЙ!», «ТОВСЬ», «КЛАДСЬ», «ПЛИ!!!»