Записки I-тетрамино - [58]

Поэтому я и сдался, выкинув фигуральный белый флаг. В конце концов, я надеялся, что Никсель меня оперативно спасет — до оговоренного срока оставалась всего пара часов. Я даже попробовал поторопить девушку — к сожалению, безуспешно — её сотовый был отключен на ночь.

Поэтому я отправил пару СМСок, в которых обрисовал сложившееся положение и попросил как можно быстрее забрать меня из полицейского отдела ступицы. Что меня отвезут именно туда, я понял, прочитав надписи на приблизившемся практически вплотную полицейском катере.

Арестовавшие меня патрульные отнеслись ко мне достаточно вежливо — они жили на Гиене и не испытывали к Корпорации теплых чувств. Тщательно обыскав, они сковали мне руки наручниками, усадив в обезьянник, где я прикорнул полчасика — сказывалась проведенная за доработкой истребителя бессонная ночь.

Да и в отделе, куда меня первоначально доставили, отношение ко мне было вполне нормальным. Меня спросили, есть ли у меня адвокат, получили ответ, что мне нужен бесплатный, после чего заперли в одиночную камеру, предварительно переодев в тюремную одежду и отправив на обследование к врачу, который вколол мне средство от радиационного облучения.

Дальше все пошло кувырком. Я проснулся от сильного удара по голове. В камере не было мебели, и я уснул на полу, но вовсе не для того, чтоб моей головой пробили пенальти. Я попытался вскочить, после чего получил первую из множества порций электричества — вошедшие выстрелили в меня из тазера, после чего старательно обработали ногами.

Пришел в себя я не сразу. От множества ударов по голове я получил легкое сотрясение мозга, которое сказалось на работе встроенного в мой мозг переводчика Омни. По крайней мере, этим я объяснил сбои в его работе, когда прочитал на бейджиках руководивших моим избиением хмырей "Усманов" и "Жириновский".

То есть из контекста разговоров я понял, что переведено правильно, — допрашивать меня явился глава регионального отделения Корпорации и местный прикормленный политик, но до этого переводчик фамилии транслитерировал, а не страдал "кашкинской школой художественного перевода".

Впрочем, именно в тот момент неполадки с переводчиком волновали меня меньше всего. То, что две эти геморройные шишки явились на допрос лично, было очень, очень плохим признаком. Они здесь не для долгого и муторного процесса.

— На кого ты работаешь? — орали они хором, брызгая слюной, — организуй встречу с твоим руководством!

Эти два столпа общества действительно сумели меня напугать. Просто потому, что угроза выбросить меня из шлюза была не угрозой. А обещанием. Естественно, я запел как соловей, сдав своё начальство с потрохами. Я рассказал о тайной организации, в которой состою, и о планируемом нами вооруженном перевороте.

И знаете что?

Они мне не поверили. У них было устройство, которое противно пищало на каждой придуманной мной подробности. Поняв, что обмануть устройство не выйдет, я попытался рассказать, что произошло на самом деле. Вот только рассказанное мной было настолько абсурдным, что в мой рассказ не поверили уже сами палачи.

Растерявшись, я сумел только потянуть время, сымитировав не позволяющий мне рассказать о моём начальстве гипнотический блок, дав понять, что сумею обойти вшитое в мозг указание никому ничего не рассказывать, если получу лист бумаги и ручку.

Дальше я допустил небольшую ошибку — подумал, что все обошлось, когда господа политики покинули камеру. Оказалось, что нет: камеру они покинули потому, что решили заочно показать моему начальству, что с ними нужно считаться. Казнив меня без следствия и суда.

Что было дальше, вы уже знаете.

* * *

Биплан мы нашли без труда — Никсель заметила его с воздуха, после чего спикировала к самолету с грацией гарпии, несущей в когтях барана. После чего мы быстро покинули станцию, пролетев через ставшими бесплотными полы.

Вектор движения, приданный нам вращением станции, примерно совпадал с требуемым, поэтому Никсель нужно было только разогнать биплан. Для экономии топлива девушка применила забавный трюк — она перенесла на изнанку без малого весь биплан, оставив в обычном пространстве только изрыгающие пламя сопла вспомогательных реактивных двигателей.

Облегченный таким образом самолет резво разогнался до нужной скорости, при этом мы, находясь на изнанке, ощущали только незначительную часть перегрузки. Этим приёмом мы разгонялись впервые — я предложил его для вояжа по планетам нашей солнечной системы. Который, увы, постоянно откладывался — то я сдавал очередной объект, то с Никсель случалась внеплановая тусовка.

Использование такого приема хоть и не было утомительным в физическом плане, требовало от девушки полной сосредоточенности. Она сидела в пилотском кресле, подобрав ноги и делая маленькие глотки кофе из зажатой в ладонях кружки.

Мне она кофе не предложила, но мне и без этого было чем заняться — я строчил простыни указаний для прорабов в "Ватсапе". Приключения приключениями, а домики для богатых поросят сами собой не построятся.

Чем ближе мы подлетали к планете, тем мрачней делались мои мысли. С планетой всё еще было что-то не так. Неправильность, приведшая меня к этому миру, не исчезла, несмотря на ликвидацию засухи. Порученное мне задание всё еще не было выполнено.