Записки графа Федора Петровича Толстого - [77]

У нас каждый член платит 30 рублей в год. На эти деньги устроена и содержится школа, учит как хороший человек и добрый учитель, умеющий хорошо обращаться с мальчиками простого быта, которого Общество снабдило полною инструкциею, как преподавать грамоту этою методою.

Для соблюдения необходимого порядка при учении почти сотни всякой день приходящих в школу уличных мальчиков положено обществом, чтобы члены, которым положение их позволяет, по 4 человека каждый день дежурили в школе поочередно, наблюдая за поведением и прилежанием учащихся.

Вступающие в школу в первый раз должны быть приводимы в школу родителями, а коли их нет, то теми, у кого живут, где дежурными членами принимаются, записываются в алфавитную книгу их имена и фамилии, как имена их родителей, а также и место жительства, и назначают ему его место на скамейке в классе.

В назначенные часы классов ученики приходят в переднюю комнату школы, где встречают их дежурные и отводят в классы на их места. По окончании классов дежурные выводят их попарно на улицу, которою ведут их до первого перекрестка, где уже все [ученики расходятся] по своим жительствам. По временам посылаются дежурящие члены в жительства учеников узнавать [от родителей, соседей и через дворников], хорошо ли они себя ведут и послушны ли родителям и учтивы [ли они] со старшими. Хорошо себя ведущие и хорошо учащиеся получают награды, состоящие из обуви и, по возможности Общества и по степени прилежания, — фуражками и некоторыми частями одежды. За большие шалости и дурное поведение и непокорность родителям наказываются стыдом, что в нашей школе приняло большую силу. Быть поставлену у дверей класса со щеткою в руках, к счастию, очень страшит, и теперь очень редко встречаются наказанные.

Вредных больших шалунов, на исправление которых не предвидится надежды, мы отлучаем, чтобы не заражали своими шалостями других.

Мы так счастливы, что школа наша хорошо и успешно идет вперед.

Когда Общество наше сформировалось и школа [вошла в] свое действие, мы в первом собрании нашем избрали в почетные члены графа Кочубея[668], графа Разумовского и полного генерала Аракчеева, написали к ним письма от Общества, [приглашая их принять звания почетных членов, и я] поехал сам отвозить к ним эти письма. Два первые гордеца, так известные своею надменностию и чванством, отговаривались недосугом, меня не приняли, а попросили от меня письма, которые я и отдал. Не может быть, чтобы недосуг был причиною, что они меня не приняли, а, вероятно, мои 24 года[669] и чин отставного флота лейтенанта, председателя, избранного Обществом, когда они в этих званиях привыкли видеть генералов, поставляемых на эти места правительством.

От них поехал я к Аракчееву, от которого ожидал себе той же участи, но обманулся. Правда, трудно было мне добиться, чтобы обо мне доложили Его Высокопревосходительству.

Приехав к деревянному одноэтажному на Литейной дому, в котором живет Аракчеев, я отворил дверь на небольшую деревянную лестницу, ведущую в комнаты, перед которой встретил меня унтер-офицер в сертуке с галунами на воротнике и обшлагах с вопросом: «Кого вам надо?» — «Мне нужно графа Аракчеева, и потому покажи, как мне пройти в приемную — там я найду кого-нибудь, кто доложил [бы] его сиятельству о моем приезде». Со многими расспросами и предосторожностями впустил меня унтер-офицер на лестницу, по которой я вошел в небольшую переднюю, где меня встретил военный писарь унтер-офицерского чина с таким же вопросом, как и внизу: «Кого вам надо?» — и получил тот же ответ, что мне нужно видеть графа Аракчеева и передать письмо. — «Этого нельзя и пожалуйте ваше письмо, я передам дежурному атютанту, он передаст дежурному штаб-офицеру». — «Письма моего я ни вам, ни атютанту, ни дежурному штаб-офицеру и никому, кроме самого графа, не дам. Проведите меня в канцелярию, где бы я мог найти человека, который мог бы доложить о моем приезде».

Меня ввели в канцелярию, большую комнату, разделенную по длине пополам перегородкою — первая половина вроде приемной, а вторая есть канцелярия. Проводивший меня в приемную писарь исчез от меня в канцелярии. Через несколько времени пришел ко мне дежурный атютант [и спросил] довольно надменно: «Что вам от графа надо?» — «Что мне надо от графа, это я скажу самому графу, когда буду иметь честь говорить с его сиятельством, а теперь я вас прошу доложить графу о моем приезде». — «Графу я не могу докладывать, а скажу дежурному штаб-офицеру».

Через несколько минут подошел ко мне господин в полковничьих эполетах с крайне удивленной физиономией, что какой-то молодой лейтенант осмеливается так настоятельно требовать, чтобы об нем доложили — и кому же? — графу Аракчееву! С теми же допросами, что и атютант, кто я и что мне от графа нужно, и [требуя], чтобы я отдал ему мое письмо, а он отдаст Клейнмихелю[670], а он доложит графу, и получил тот же ответ. Он два раза уходил от меня и возвращался опять ко мне убеждать меня отдать ему письмо, и что Клейнмихель непременно передаст мое письмо графу. Я видел через канцелярию, как он два раза хватался за ручку замка последней двери, вероятно ведущей в присутственную комнату Клейнмихеля. Наконец он исчез в этой комнате, а через несколько минут явился с заносчивым и гневным видом господин Клейнмихель и, подошед ко мне, довольно высокомерно спросил меня: «Что вам надо от графа?» — Я отвечал, что имею письмо к его сиятельству, которое хочу отдать лично графу. «И прошу вас, генерал, доложить графу, что председатель Общества распространения ланкастерских школ в России граф Толстой желает иметь честь лично вручить его сиятельству просьбу Общества о благосклонном принятии звания почетного члена Общества распространения ланкастерских школ во всей России, в которые в первое свое общее собрание [он] был избран».