Записки графа Федора Петровича Толстого - [100]

…Осмотревши все, государь откланялся и уехал с посланником.

Когда они были еще на крыше, Орлов сказал графу Федору Петровичу, что государь приглашает его к своему обеду. В пять часов Федор Петрович отправился во дворец; там уже находились князь П. М. Волконский, граф Орлов, Адлерберг и некоторые из свиты. Когда вошел в залу государь, граф подал ему небольшой «Путеводитель по Риму», сделанный для него нашими архитекторами, с видами церквей и особенно примечательных памятников, с ясным, кратким текстом. Государь принял благосклонно, благодарил, внимательно рассмотрел и сказал:

— Подарок этот очень мил, я его передам жене.

— Для ее величества они готовят другой, — сказал граф.

— Нет, — возразил государь, — я отдам ей этот.

Вскоре приехал неаполитанский посланник; император был с ним чрезвычайно ласков и внимателен. За столом посадил его на первое место, сам сел по левую сторону, подле него князь П. М. Волконский, затем граф Орлов и другие; по правую руку посланника сидел В. Ф. Адлерберг, подле него граф Толстой, возле Толстого флигель-адъютант Астафьев, далее князь Ливен, некоторые из свиты его величества и доктор Енохин, сопровождавший государя в его путешествии. Тут же находился и Киль. Все были в сюртуках.

За столом император больше всех говорил с посланником, — рассказывал, как он приятно провел время в Палермо и Неаполе и как доволен приемом их короля; упоминал о прелестных видах Неаполя и его окрестностей, о Помпее и Геркулануме, об устроенных для него маневрах, похвалив их; восхищался Ватиканом и хвалил его, разумеется, искреннее, нежели маневры. Когда посланник заметил, что, вероятно, его величество утомился от прогулки в Ватикане, государь отвечал:

— Совсем нет, я готов сейчас же повторить этот поход, только немного клонит ко сну.

После обеда, напившись кофе, посидевши в гостиной и поговоривши с полчаса, государь раскланялся и ушел во внутренние покои. Все разошлись по домам.

3 декабря 1845 года, в девять часов утра, граф Федор Петрович отправился во дворец посланника, где остановился император, чтобы сопровождать его в Palazzo Farnese, где Киль сделал выставку из оборышей картин и этюдов наших пенсионеров. В десять часов утра государь выехал в коляске с Висконти; граф Федор Петрович поехал за ним, ожидая большого нагоняя за эту выставку, но государь, осматривая ее, не сказал ничего, только отнесся недурно о картине Раева, изображавшей Рим; говорил, что она ему нравится больше других работ его, которые он видал прежде, да остановился на картинах Орлова, состоявших из небольших поясных фигур, и спросил про одну обнаженную женскую фигуру:

— Они так с голых и пишут их?

Остальное осмотрел молча.

Из Palazzo Farnese поехали опять в Ватикан смотреть Рафаэлевы ложи и его комнаты. Государь очень сожалел, что ложи почти совсем пропали. Кто-то заговорил, что теперь они находятся в Петербурге[761]. На это государь сказал:

— Лучше, если бы они остались здесь.

В комнатах Рафаэля он отметил списать некоторые фигуры потолка, а в картинной галерее — стоящие там три картины Рафаэля.

— Когда Бруни окончит работы Исаакиевской церкви, — сказал государь, — то пусть скопирует мне их.

В других залах его величество также повелел скопировать некоторые картины и опять всем восхищался, особенно же работою Микель-Анжело в Сикстинской капелле. Когда государь выходил из Сикстинской капеллы, какой-то художник с картиной в руке остановил его и предложил ее купить. Государь заметил ему, что его картина не окончена. «Ежели вашему величеству угодно купить, то я ее кончу». Государь серьезно посмотрел на него и молча отошел прочь.

Императору показывали все, что только стоило видеть в Ватикане, водили по залам, которые никогда никому не открывали даже и по билетам. Проходили залу ковров, галерею географических карт, свод которой украшен с таким вкусом, что государь велел срисовать его нашим архитекторам; кроме того, любовался собранием этрусских ваз и египетских древностей. Из залы географических карт перешли в библиотеку — одну из значительнейших в свете. Кроме книг и рукописей, в ней видели старинные образа с греческими и славянскими надписями.

Из библиотеки снова обошли все капеллы церкви св. Петра. Граф Ф. П. Толстой не мог отлучиться ни на минуту от государя, который постоянно обращался к нему с вопросами и распоряжениями. Когда они подошли к бронзовому балдахину над главным алтарем, государь сказал Толстому:

— Я нахожу, что эта вещь здесь неуместна и вредит величию церкви, так же как и стекло над алтарем, с прозрачным изображением св. духа. Оно неприлично такой базилике, как базилика св. Петра.

«Его величество был совершенно прав», — замечает Толстой.

Когда граф Федор Петрович сказал государю, что этот бронзовый балдахин одной величины с Зимним дворцом, то он не хотел верить. Висконти подтвердил слова Федора Петровича.

Из Ватикана все отправились во дворец Цезарей, государь долго рассматривал со вниманием богатые, величественные остатки дворцов римских императоров.

…Из дворца Цезарей государь поехал к себе. Графу Толстому сказали, что он будет еще что-то осматривать, поэтому граф остался в приемной комнате, которой императору надобно было проходить. Киль находился тут же. Вскоре государь вошел и мимоходом сказал Килю очень серьезно: