Записки горного стрелка - [12]

— А какие средства у Вас применяют для этого?

— Дурдом: комплекс по психологической подготовке: здание с подвалом, внутри мишени, стрельба боевыми, гранаты тоже боевые, ловушки, качающийся пол, вода, огонь, грязь, очень скользко, много громкоговорителей, через которые даются звуки боя. Прохождение на скорость и полное уничтожение целей. Норматив на отлично: три минуты. Правда, не для всех войск, только для ВДВ, морской пехоты и СпецНаза, ну и для разведподразделений. Но они, обычно к нам приезжали. Для остальных — обычная полоса препятствий, но с огнём. Плюс, обязательная обкатка танками. Полоса, по–моему, не изменилась со времён войны, но я ещё не видел ваших полос сейчас, может быть, мы использовали послевоенную полосу.

— Покажем, но позже. Сейчас встретишься с конструкторами двигателей и ракетчиками.

Ну, вот, наконец‑то, в своей луже и в своей тарелке! Как бы не так! Нет у них текущих координат! Хоть убейся! А у нас всё построено на них! Какая же на фиг это крылатая ракета, если она только прямо летать умеет? И то, злонамеренно стремиться уйти в пикирование! Начинать надо не с этого, а с вентиляторов трубы в ЦАГИ и с её переменного профиля. Требуется получить сверхзвук на трубе. Да ещё и с ламинарным потоком! Часа четыре объяснял: что из чего вытекает. Как назло вылетела из головы формула расчёта кривизны сверхзвуковой лопасти Богословского. Вот он, гад, напротив сидит, а подсказать её не может, так как до этого ему ещё лет десять в ЦАГИ скрипеть. Тьфу, наконец, вспомнил. И профиль Т-112, мессершмиттовской трубы, отобразил во всех тонкостях. Уж дюже у нас на это дело капраз Гальперин напирал, когда аэродинамику сверхзвуковых ЛА читал. В общем, получилось довольно смешно: разговор глухого со слепым. А Раиса Николаевна, вообще, попыталась мне экзамен по аэродинамике устроить! Не понимает, что за скоростями свыше 900 у аэродинамики совсем другие законы.

— Товарищ Алексеева! На этих скоростях молекулы воздуха сдвинуться не успевают! Воздух становится несжимаемым. Возникает явление 'тяжёлого носа', поэтому ракета стремится уйти в пикирование. Поэтому, кромка прямого крыла — должна быть острой, а профиль — ламинарным, S надо увеличивать, и сдвигать в середину.

В общем, с разговор не получился. Они — экспериментаторы, пока собственной задницей не прочувствуют, пинай, не пинай, ни во что не поверят. Бог с ними! Зерно сомнения я посеял, а там глядишь изменят лопасти вентиляторов и профиль сопла, и получат сверхзвук, и сами убедятся в том, что они же и доказали к 53 году.

С Расплетиным тоже возникли проблемы, так как у него вся аппаратура управления на старых лампах собрана, а новые пальчиковые он не применяет, дескать, у них характеристики хуже. Откуда он это взял — не понятно. Но, с ним, по крайней мере, удалось о чём‑то договориться. И его сильно заинтересовало топливо ТГ-02 на основе триэтиламина и ксилидинов. Поэтому он сказал, что попробует переделать системы на новых лампах. С разрешения Берия ему показали в разобранном виде Р-127Д. Прикинув её на вес, он согласился, что приёмо–передатчик таких размеров больше подойдёт для работы, чем 85 кг РДС. Но вот что делать с астро и радионавигацией — ума не приложу. Сам в этих вопросах плаваю. Ничего из этого досконально мы не изучали. Только принцип работы. Этого недостаточно. Блок–схема ничего не даст. Толку от того, что я знаю, что Sin h = ; Ctg A= , где А = ИК + КУ. Сюда бы Гамова, а не меня! Стоп! А это — идея! Лихорадочно вспоминаю, что мне рассказывал мой научный руководитель о войне: Балтийский флот, флагштурманенок.

— Лаврентий Павлович, а как бы вот этого человека выцепить. В моё время это был весьма разбирающийся в радионавигации человек. Он сейчас где‑то на Балтийском флоте. А в 50–е создавал РНС по всему Союзу.

— Зайди в кадры флота, и вытаскивай!

— Я???

— А кто? Я что, так и буду тебе нянькой, что ли? Тебе поручили это направление? Вот и работай!

Глава IV

— Лаврентий! Где 'Горный Стрелок'? — спросил Сталин.

— В Кыштыме, готовит три группы дальней разведки ОсНаза ГРУ. Хорошо получается. Вообще, парень мне нравится: потрясающая работоспособность, очень высокий уровень физподготовки, и творческий подход к подготовке групп. Единственное, что несколько напрягает: очень жёсткие условия по 'выживанию' . А так… Хорошо работает! Обычный инструктор готовит одну группу, этот — три.

— Что с экспедициями? Они выехали в районы?

— Да, выехали. Англичане разрешили нам посетить район 'пещеры'. Обещали прислать своего наблюдателя, но, никто от них не приехал. Так что, всё в полном порядке. Ждём сообщений от групп.

Я, действительно, гоняю три группы в Кыштыме, под Челябинском. Две из них скоро уйдут в Белоруссию, одна пойдёт под Смоленск. Их задача подключиться к линии правительственной связи Германии и передавать сведения нам. Ребята подобраны великолепно. Единственный человек, который внушает подозрение: во второй группе: Полина Ерёменко, радист и снайпер группы. Причём, понять: почему она меня напрягает, я не могу. Внешне, всё в полном порядке. Она — высокая брюнетка, роскошные миндалевидные тёмные глаза. Но, в них пустота и смерть. 'Предки' придумали классное средство первичной оценки: анкету! По ней вот такая вот картина: 4 дальних поиска, начиная с 41 года. Первая выброска под Минск в 41 году. Вернулась одна. Со второй выброски — двое, затем — трое, и с последней — четверо из шести. Показатели растут, но… она — смертница. Ничего за душой: змеиный взгляд, из‑за чуть приподнятых задних уголков глаз, хищный прищур, высчитывающий 'тысячные' и 'щелчки'. Судя по всему, она меня ненавидит: потому, что молодой, но майор, потому, что впервые меня увидела, а в ОсНазе все друг друга знают, потому, что старательно прятала от меня левую руку в чёрной перчатке, ведь я мог списать её из‑за того, что левая рука у неё искалечена. А она рвалась мстить. Её родители остались на оккупированной территории. Плюс, они - 'армейцы', а я - 'гэбэшник'. В общем, 'любила' она меня! Особенно потому, что гонял я их, как сидоровых коз. Они пойдут под Смоленск. И я не знаю, кто из них вернётся. Однажды случайно коснулся её, поправляя прицел: нас обоих как током дёрнуло. В воздухе запахло чем‑то терпким. И её злобный шипящий шёпот: 'Не смейте прикасаться ко мне!'. Красное лицо и ужас в её глазах: зрачки стали почти вертикальными. Я и сам не понял, что произошло: я случайно зацепил её локтём правой руки за предплечье, когда поправлял прицел. Меня тоже здорово тряхнуло, а потом донёсся этот запах. Я что‑то довольно злобно ответил, она замолчала. Вечером, после ужина, я сидел в своёй комнате и заполнял журнал, вдруг раздался негромкий стук в дверь.