Записки футбольного комментатора - [24]
Перед чемпионатом мира Яшин говорил, что не в форме, начальник команды, Андрей Старостин, значивший тогда в команде больше, чем тренер (Качалин), не возражал, и первым вратарем должен был стать Маслаченко. Легендой Яшин тогда еще не был. Но, бросившись в ноги нападающему в тренировочном матче, уже в Южной Америке, Маслаченко сломал лицевую кость, не «как бы сломал», а по-настоящему. Дальше можно себе представить себе, что было бы, если бы… Яшин бы не сыграл за сборную мира и остался бы, в лучшем случае, звездой для домашнего употребления, а Маслаченко, как бы великолепно он ни играл, никогда бы не смог занять его нишу — ну, не было в нем чего-такого, что было в Яшине.
Вернувшись на поле, Маслаченко, уже в составе «Спартака» (куда он и в самом деле хотел перейти, оказавшись в Москве, совершенно бескорыстно), около года преодолевал страх, и тут было на что посмотреть — отец считает, что ему повезло обратить на это внимание: мяч мечется во вратарской, с трибуны видно, как Маслаченко заставляет себя броситься в ноги и не может. В конце концов он бросается в самую гущу, просто, чтобы броситься — уже неважно, где мяч, а важно, что смог броситься и остался цел. Где-то к концу сезона он психологически полностью восстановился, это, несомненно, было моральным достижением, так как никто его не жалел — тогда это считалось оскорбительным для человека.
Задним числом нетрудно найти в игре Маслаченко признаки, предвосхищавшие будущую карьеру — он был пижон (в отличие от Яшина) — тогда слово «пижон» было не обидным, а скорее ласкательным. (Может быть, потому в одном из своих самых знаменитых репортажей, когда в финале Лиги чемпионов «Бавария» пропустили два мяча подряд, Владимир Никитич выкрикнул сакраментальное: «Пижоны!») Например, вспоминал мой папа, нетрудные мячи Маслаченко ловил в два приема — останавливал мяч в воздухе, но не опускал на землю, забирая с отскока, как обычно поступают вратари, а перекладывал за спиной из одной руки в другую, как фокусник. Ляпов его отец не помнил, зато всегда, когда мы с ним обсуждали вратарей, говорил, что вот у Яшина ляпов было куда больше, но слава его от этого только росла.
Маслаченко, несомненно, был первым в России комментатором, профессионально разбиравшимся в футболе, считает мой отец, приводя в качестве примера следующей эпизод: на ЧМ-1978 играет Бразилия с кем-то. У них правый полузащитник
Нелиньо — тогда только-только появлялись те, кого сейчас называют вингерами. Он с мячом во вполне безобидной позиции, недалеко от боковой линии, между ней и углом штрафной. Его, естественно, никто не атакует (еще бы, за тогдашние-то деньги!). Он прицеливается и «шведкой» (во дворе тогда говорили «шведкой», а не «шведой») закручивает мяч в дальнюю девятку. Вратарь, украшая эпизод, парит вслед за мячом, но мяч летит быстрее и по более крутой траектории. Маслаченко вопит: «Нет, вы понимаете, он же НАРОЧНО так ударил!». Из последующих игр стало ясно, что Маслаченко был прав, так как этот удар у Нелиньо, оказалось, был поставлен на поток.
Может быть, все дело было в том, что когда Маслаченко играл, он, как вратарь, наблюдал футбол немного со стороны, по крайней мере на чужой половине поля, поэтому прекрасно разбирался в действиях полевых игроков. С вратарями дело обстояло иначе — к ним он был пристрастен и догматичен. Он считал, что вратарь должен бросаться в ноги головой, а не ногами вперед, иначе неприлично. Возможно, подсознательно Маслаченко считал, что и не справедливо — мне разбили голову, а им не разобьют, ногами-то вперед безопасно. Однако не мог же он, умный человек, не понимать, что было бы, если бы Дасаев с его фигурой играл «правильно» — он играл так, как он играл, может быть, и по осторожности, но играй он иначе, он бы утратил главное свое преимущество — хоккейную реакцию. Хоккейную настолько, что когда Дасаев ловил мяч, он казался каким-то маленьким, вроде мухи или шайбы.
«Вывод отсюда такой, — уверял, заканчивая эту историю мой папа, — что профессионал гораздо субъективнее дилетанта, который зато ничего не понимает, и держаться комментатору нужно где-то посредине, что и получалось у Маслаченко, когда речь шла о полевых игроках».
Был такой случай. Как-то Владимир Никитич Маслаченко решил осчастливить футбольную редакцию «НТВ-Плюс» творческой идеей.
— Слухайте сюды, — объявил Маслаченко, — скоро у нашего друга Пеле юбилей. Все ищут материалы, готовят сюжеты, а я вам скажу, что у нас есть самый лучший материал! Мое большое интервью с ним! Доставайте из архивов и дерзайте.
Маслаченко не был бы Маслаченко, если бы ограничился короткой репликой и быстро сошел со сцены. Нет, он ждал реакции и был готов продолжить разговор о своем знакомстве с Пеле. Повисла пауза и молодые коллеги стали спрашивать, что да как было в том интервью. Владимир Никитич набрал в легкие воздуха, произнес: «Значит, так…» — и стало ясно, что в течение получаса всем в комнате придется отложить прочие дела. Маслаченко начинал травить байки, а надо сказать, в своих байках Маслаченко всегда представал героем, центром притяжения, едва ли не рыцарем. Он не мог рассказывать истории, где были бы видны его слабости. Так был устроен Никитич.
