Записки Джека-Потрошителя - [9]

— И вы не нашли ответа?

— Нет, разумеется. Жизнь вошла в привычное русло, я женился, развелся, основал дело, прогорел и успел заложить кое-что из движимого имущества, когда пришла весть о наследстве. Это тоже было похоже на своего рода чудо.

— А вы, Уолтер, верите в чудеса? — интересуется Томпсон у художника.

— О, нет, я прирожденный скептик, хотя мне всегда казались притягательными старинные суеверия и легенды. Помнится, ребенком я разыгрывал сцену из «Макбета» в заброшенной каменоломне. Мои сестры изображали ведьм, и не могу сказать, что это им нравилось.

— Вы играли Макбета? — уточняет Дарлинг.

— Да, в то время это была моя любимая пьеса. Жаль, что мне не суждено было сыграть ее на настоящей сцене, зато я играл призрака отца Гамлета и Ричарда Третьего, что можно расценивать, как полноценную компенсацию. Полагаю, мне удалось бы добиться успеха на этом поприще, я уже успел постичь азы мастерства, но другая муза, как вы знаете, призвала меня в свои объятия.

— Кстати, об объятиях! Что вы скажете об Эдди и его возлюбленной из трущоб? — интересуется Стивен.

— История о принце, полюбившем пастушку, выглядит романтично, если только этот принц и эта пастушка жили в неопределенные пасторальные времена. Но сейчас подобные сюжеты не встречают одобрения. Какими бы искренними чувствами ни пылал наш Эдди к этой простолюдинке, в глазах общественности он будет выглядеть беспутным повесой. Что касается девушки, то ее репутация окажется загубленной. И поделом; между нами говоря, глупость этой девицы не заслуживает никакого оправдания!

— В последнее время за ним постоянно увивается пара шпиков, — сообщает Стивен, — но Эдди, конечно, ничего не замечает, ему и в голову не приходит, что кто-то может осмелиться следить за ним. Кроме того, он совершенно не берет в расчет собственную бабку. Ему кажется, что он до сих пор маленький ребенок, на чьи шалости будут смотреть сквозь пальцы. Я всегда мечтал находиться рядом с принцами крови, можете считать меня снобом, если вам угодно. Честно говоря, ранее я представлял себе принцев крови несколько иначе, и, чем больше я общаюсь с Его Высочеством, тем сильнее меня тревожит мысль, что однажды он может занять трон.

— К счастью, есть еще его отец! — вставляет Дарлинг.

Замечание встречено скептическими улыбками.

Принц Альберт Эдвард, сын королевы и отец Эдди, в свое время по части скандалов обогнал, пожалуй, всех прочих светских повес. Если бы речь шла не о королевской семье, было бы уместным выражение «дурная кровь».

Когда гости покидают особняк, Джеймс Стивен задерживается на минуту, чтобы переброситься парой слов с хозяином.

— Я хотел посоветовать вам, Дарлинг… — говорит он. — Я знаю, что вы сочтете меня бестактным, да так оно и есть, но я умоляю вас — не потакайте капризам Сикерта. Я уверен, что он будет просить приютить его на время. Не позволяйте ему сесть вам на шею. Объясню, почему я принимаю такое участие, — его супруга (вы ведь были, кажется, ей представлены) умоляла меня проследить за ним. Эта ссора с Уистлером оказала на Уолтера слишком сильное влияние, и она опасается, что он может что-нибудь сделать с собой.

— Уолтер? — удивляется Дарлинг. — Вот уж никогда бы не подумал, скорее можно ожидать что-то в этом роде от Томпсона.

Фрэнсис Томпсон совершил несколько лет тому назад попытку самоубийства, причем петлю, из которой его вытащили, по его собственным уверениям, накинул ему на шею некий призрак.

— Откровенно говоря, не думаю, что Уолтеру так уж необходима нянька, — Дарлинг качает головой. — Но в любом случае, я не собираюсь предоставлять ему убежище, мне предстоит много работы, а Сикерт был бы слишком беспокойным соседом.

Инспектор Дональд Суонсон продолжает расследование смерти Марты Табрам, хотя уже очевидно, что оно ни к чему не приведет. Его главные свидетели, помимо Перли Полл, — несколько полицейских, дежуривших в районе, где произошло убийство. Один из них, констебль Томас Баррет, в два часа ночи заметил одинокого солдата на Вентворт-стрит. Солдат явно кого-то поджидал. Эта улица пересекает Коммершл-стрит, где, как утверждала Перли, собирались провести время Табрам и ее кавалер.

— Согласно рапорту, на вопрос, что он делает, солдат ответил вам, что ждет приятеля, который ушел с девушкой?

— Да, сэр, — констебль Баррет не сводит глаз с инспектора.

— Вы можете описать этого человека? Возможно, вспомнили что-нибудь новое за это время?

— Как я уже изложил, ему было больше двадцати. От двадцати двух до двадцати шести, плотного телосложения, рост…

— Да-да. Пять футов, девять или десять дюймов! — Суонсон нетерпеливо стучит пальцами по лежащему перед ним докладу— Наград на мундире вы не заметили?

— Их не было сэр, я в этом уверен. Кроме того, он носил усы.

— Как и тысячи других мужчин, — замечает инспектор.

Он предпочел бы более внятные приметы — шрамы или родимые пятна, но ничего такого констебль Баррет припомнить не в состоянии. Он не поинтересовался именем солдата, поскольку тот вполне ясно ответил на его вопрос и не выглядел пьяным. Тело Марты Табрам будет найдено только к утру, и никаких оснований, чтобы задержать этого человека, у Баррета тогда не было.