Записки дунайского разведчика - [43]

День был пасмурный. Всюду стояли лужи. И Дунай, серый, хмурый, нес к устью всякую рухлядь, обломки досок и бревен.

На улице было многолюдно. Приятно было видеть, как город возвращался к мирной жизни. Но на каждом шагу война напоминала о себе воронками на улице и тротуарах, разрушенными стенами домов.

Мы свернули на какую-то улицу, ведущую к Дунаю, и подошли к одноэтажному дому, где жил профессор. Дверь нам открыла женщина. Она попросила подождать в приемной, так как профессор принимал раненого советского офицера. Мы присели на диван. Здесь же лежал офицерский китель с погонами подполковника.

Вскоре из кабинета вышел подполковник с забинтованной грудью. Он набросил себе на плечи китель. И сказал еще:

— Профессор Ласло чудесный доктор. Он помог уже нескольким советским воинам. Чтобы не ложиться в госпиталь, приходится пользоваться его помощью.

Сорокалетний профессор с энергичным приветливым лицом, поговорив с тетушкой Илонкой, стал расспрашивать меня о болезни. Я начал понимать венгерский язык, но говорить на нем, конечно, не мог, поэтому стал объяснять, что произошло со мною, по-немецки. Сказал, что после контузии появились головные боли и бессонница.

Профессор внимательно осмотрел меня, выписал какие-то таблетки, сделал укол в руку и сказал, что трое суток надо ходить к нему на уколы.

Я лечился старательно, и вскоре головные боли и бессонница прошли.

После войны я разыскал профессора Ласло и восстановил с ним переписку. Живет он по-прежнему в Будапеште, работает в поликлинике, тепло вспоминает советских воинов-освободителей. Несмотря на солидный возраст, профессор Масоний Ласло сохранил большую работоспособность. У него хорошая память. В день освобождения Будапешта от него обязательно приходит поздравительная открытка.

В Венгрии у нас осталось немало друзей, в числе их и профессор Ласло.

Во второй половине февраля мы, разведчики, продолжали обследование разрушенных мостов. Фашисты разрушили не только мосты, но и железную дорогу, а Дунай заминировали.

Ответственную работу предстояло выполнить тральщикам флотилии первого дивизиона, которым командовал капитан-лейтенант Гриценко. И они с этим заданием успешно справились. Дунай был очищен, от мин.

Из Советского Союза венгерскому населению пришла помощь. Сюда было доставлено топливо и продовольствие, медикаменты и строительные материалы.

Помню, как дружно население очищало улицы от завалов, с какой гордостью вставляли стекла. В домах вскоре появился газ и электричество. Начали работать магазины и столовые, школы, больницы и клубы.

В марте советские инженерные части буквально в считанные дни построили деревянный мост на Дунае через середину острова Маргит. По нему с утра и до поздней ночи потянулся сплошной поток возвращавшихся в столицу жителей. Через него шли автоколонны с грузами.

Гура вручил мне пакет с донесением об обследовании будапештских мостов и приказал его доставить старшему морскому начальнику капитану 2-го ранга Шальнову. Мы с Жоржевичем вышли вместе. На набережной сели в шлюпку. Любиша взялся за весла. Я сидел на корме как пассажир. Шлюпка подошла к левому берегу у площади парламента. Я махнул рукой другу на прощание. Ему предстояло возвращаться обратно.

Старший морской начальник размещался близ Западного вокзала. Капитан 2-го ранга при мне вскрыл пакет, прочел и остался доволен нашей работой. Тут же он приказал доставить донесение начальнику штаба флотилии. Я уже собирался уходить, когда Шальнов открыл ящик письменного стола и протянул мне металлическую пластинку.

— Вчера из военной автоинспекции получил для твоего мотоцикла номер. Теперь ты сможешь на нем разъезжать по всем правилам.

В марте наши разведчики обследовали фарватер Дуная выше Будапешта. Удалось найти безопасный проход для кораблей, отметить его на карте. Каждое утро я на своем мотоцикле со служебным пакетом уезжал из Буды на левый берег венгерской столицы. И каждый раз в Пеште навещал нашего раненого командира Калганова. Он находился в очень тяжелом состоянии.

Пришел приказ двигаться дальше. Утром 9 марта я заехал за студенткой Мари Кочиш. Эта венгерская девушка очень помогла нам во время боев за Будапешт. Мы считали ее своею. Поэтому и прощаться с Калгановым решили заехать вместе.

Я заехал за Мари на мотоцикле. Она очень обрадовалась, разыскала где-то цветы, и вскоре мы покатили к госпиталю.

Дежурная в вестибюле уже знала нас. Она выдала халаты и разрешила пройти на второй этаж. Калганов лежал у окна в маленькой палате. Переломанная правая нога его была в гипсе. Раненая грудь и рука перевязаны бинтами. Вдобавок воспалилось и старое осколочное ранение в голову. Наш командир лежал бледный и похудевший, но он не спал. Услышав шорох рядом, открыл глаза. Мы с Мари приблизились к кровати. Увидев нас, старший лейтенант обрадовался. Он почти шепотом поздоровался с нами.

Мари нашла пустую стеклянную банку, из графина налила в нее воду. Подвинула букет поближе к изголовью. По-русски она говорила плохо, но все-таки сказала на ломаном языке:

— Виктор Андреевич, эти цветы вам от нас Алешей.

Калганов пересохшими губами ответил: