Записки драгунского офицера. Дневники 1919-1920 годов - [47]
Правда, приезжают к нам из Гусятина торговцы, но за белый хлеб и колбасу они берут только кроны, марки и николаевские и притом спекулируют. Керенки, донские [57] и деньги Добрармии не ходят вовсе.
с. Ольховка
8 марта 1920 г.
Очень скучно и голодно. Поляки определённо считают нас чем-то вроде военнопленных и, по-видимому, воюют они не столько против большевиков, сколько против России.
Наша «эвакуация» затягивается ещё на 4 дня. Говорят, что перебрасываются польские войска на Галицию. Для чего?
Поляки определённо морят нас голодом. Сегодня я ложусь спать на голодный желудок. Хлеба не выдали, мяса выдали так мало, что противно смотреть. Брать нельзя, а покупать не хватит денег. Что будет, когда у солдат кончатся деньги? А это будет скоро…Уже между ними ходят разговоры, что, мол, напрасно в своё время не перешли к большевикам и т.д. Господи, сколько ещё испытаний впереди!!
с. Ольховка
9 марта 1920 г.
Какая тоска! Прямо умереть да и только. На войне, когда нечего делать, остаются мелкие утехи человеческой жизни: курение, еда, спаньё и пр. Спаньё, конечно, остаётся – его не отберёшь, но табака нет, и приходится забыть про этот приятный порок. Насчёт еды плохо, пробавляемся картошкой.
Командир полка послал меня в Гусятин к генералу Фалееву за новостями. Новостей и приказаний нет. Сам Гусятин наполовину разрушен ещё в прошлую войну. Когда я возвращался обратно по мокрому осклизлому шоссе мимо полуразрушенной снарядами церкви, у меня невольно как-то сжалось сердце. Всюду грязь, разрушение; бесконечные ряды проволочных заграждений – старых, гниющих; никому уже не нужные окопы, залитые водой, обросшие травкой. Кое-где братские могилы.
Для кого и во имя чего умирали эти люди на этих мокрых и неприветных полях? Теперь холодный ветер расшатывает почерневшие от сырости кресты и завывает в разрушенных домах. Грустно всё это. Тоска.
Питаемся слухами. Говорят, в Москве восстание и переворот. Особенно этому не верю. Вчера был в Гусятине. Пообедал вкусно и даже с коньяком в маленьком кабачке. Обошлось это нам (нас было 9 человек) в 1300 крон, т.е. на донские деньги 27 000 рублей (!!!).
Сегодня уходит первый эшелон нашего полка в Стрый (1-й и 3-й эскадрон). Мы идём, кажется, завтра.
с. Ольховка
10 марта 1920 г.
Пехота начала грузиться. Больных отправили во Львов.
с. Ольховка
11 марта 1920 г.
Сдали остаток лошадей. Донские деньги, т.н. «колокольчики» (на деньгах Добрармии изображён Царь-колокол), которые ничего не стоили, теперь поднялись. Сначала 15 р. за тысячу (!!!), потом 20 р., теперь они стоят уже 45 р. Это уже хороший признак.
с. Ольховка
12-20 марта 1920 г.
17-го застрелился тверец, барон Врангель. Он был болен тифом и, говорят, застрелился в бреду. Пуля прошла через рот и вышла около позвоночника. Он жил ещё с ; часа. Очень жаль его: он был храбрый офицер и красивый молодцеватый парень. 20-го выступили в 7 часов утра. Как всегда бывает при всех посадках и погрузках, пошёл дождь, мелкий, совсем не весенний.
У польских комендантов беспорядок такой же, как у наших. Повели солдат в поезд-баню, где вода оказалась холодной, и дали подобие ужина. Наконец, под вечер поехали.
г. Станиславов
21 марта 1920 г.
Едем по историческим местам, где в 1914 и 1915 году шли страшные кровопролитные бои. Что ни станция, то историческое название: Станиславов, Гусятин, река Збруч, Бучач… Все геройские эпизоды Великой войны, славные страницы нашей истории; какими трудами всё это было захвачено. Даже теперь, видя по пути непрерывные ряды глубоких, местами бетонированных окопов, с траверсами и ходами сообщений, можно судить о том упорстве, с каким наши войска наступали. Местами ещё до сих пор земля усеяна стаканами снарядов и изрыта тяжёлой артиллерией. Колючая проволока, почерневшая от ржавчины, уже давно собрана крестьянами в огромные клубки; но и теперь, безобидная уже и бесполезная, она страшна, напоминая чёрных сплётшихся змей.
Здесь уже чувствуешь себя за границей. Часто встречаются австрийские кепи. Домики почти все свежевыстроенные: видно, старые разрушены были в своё время артиллерией. Поляки сегодня нас совсем не кормили; вообще, положение неважное.
г. Львов
24 марта 1920 г.
Нас пропускают на улицу и в соседний парк. Это, конечно, пустяк, но всё же скрашивает наш «плен». Парк хороший, тенистый. По его аккуратным дорожкам гуляют благонамеренные австрийцы, менее благонамеренные поляки и наши «деникинцы» (так называют нас поляки). В парке памятник какому-то польскому патриоту [58]; внизу шоссе, ведущее в город.
Вчера многие наши офицеры удрали уже в город, миновав рогатки с охраняющими их добродушными часовыми. Сегодня уже стало строже, так как вчера многие вернулись в пьяном виде и, кажется, со скандалом. Удивительно, как наши не умеют себя вести!
Сейчас вернулся из города. Должен сознаться, что, как говорится, «малость» не подвезло на этот раз. Так как сегодня пропусков не выдавали, то пришлось пробираться с массой предосторожностей. Во-первых, разделились на две группы, чтобы не так бросаться в глаза. Во-вторых, пустились окольными путями. Первый часовой (у ворот) пропустил безнаказанно; другой (у рогатки) посмотрел несколько косо, но всё же не задержал. Спустились до трамвая. Здесь первый скандал: вооружённый жолнеж
«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Имя полковника Романа Романовича фон Раупаха (1870–1943), совершенно неизвестно широким кругам российских читателей и мало что скажет большинству историков-специалистов. Тем не менее, этому человеку, сыгравшему ключевую роль в организации побега генерала Лавра Корнилова из Быховской тюрьмы в ноябре 1917 г., Россия обязана возникновением Белого движения и всем последующим событиям своей непростой истории. Книга содержит во многом необычный и самостоятельный взгляд автора на Россию, а также анализ причин, которые привели ее к революционным изменениям в начале XX столетия. «Лик умирающего» — не просто мемуары о жизни и деятельности отдельного человека, это попытка проанализировать свою судьбу в контексте пережитых событий, понять их истоки, вскрыть первопричины тех социальных болезней, которые зрели в организме русского общества и привели к 1917 году, с последовавшими за ним общественно-политическими явлениями, изменившими почти до неузнаваемости складывавшийся веками образ Российского государства, психологию и менталитет его населения.
Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.
Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.
Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.
О чем рассказал бы вам ветеринарный врач, если бы вы оказались с ним в неформальной обстановке за рюмочкой крепкого не чая? Если вы восхищаетесь необыкновенными рассказами и вкусным ироничным слогом Джеральда Даррелла, обожаете невыдуманные истории из жизни людей и животных, хотите заглянуть за кулисы одной из самых непростых и важных профессий – ветеринарного врача, – эта книга точно для вас! Веселые и грустные рассказы Алексея Анатольевича Калиновского о людях, с которыми ему довелось встречаться в жизни, о животных, которых ему посчастливилось лечить, и о невероятных ситуациях, которые случались в его ветеринарной практике, захватывают с первых строк и погружают в атмосферу доверительной беседы со старым другом! В формате PDF A4 сохранен издательский макет.