Записки Черного охотника - [49]

— Она любила тебя… А ты ее…

— Угу. Она любила. А я убил. Затертая рифма, любил-убил… Бывает и так, Фокин.

Чечевицын выпустил бумажку из рук, она закружилась к земле — еще один осенний лист в лесу, богатом палой листвой.

— Знаешь, Чечевицын, спервоначалу я думал, — ты человек… Позжее думал: нехороший ты человек и странный. А нынче вот думаю: и не человек ты вовсе… И хуйли мне твоего подвала пужаться? Так и так скоро подохну — и сразу туда.

Комэска Фокин схватился за наган, и дернул из кобуры, и увидел, как махнул рукой Чечевицын и блеснул браунинг, вылетая из рукава, и выстрелил от бедра, и что-то щелкнуло, как трехаршинный пастушеский кнут, и пуля угодила чекисту в лоб, точно промеж бровей, и разбила в куски и перемешала двух разных людей, поселившихся в одной голове, и мозги после выстрела Акулы Додсона плеснулись назад, забрызгав на добрый аршин желтоватую пыль Сьерры, и Фокин почувствовал, как что-то острое кольнуло ему прямо в сердце, и начал падать вперед, проваливаясь в бездонные колодцы глаз Боба Лагарры, и стетсон свалился с его головы к сапогам еще державшегося на ногах Чечевицына, и Боливар, напуганный выстрелами, отпрянул в сторону, но быстро успокоился и продолжил щипать траву, возможно, радуясь, что не придется уносить на спине ни одного, ни двоих, никого, — и жеребец будет так подкрепляться долго, пока к поляне не подъедет шериф Билл Крузерс в сопровождении двух агентов уездного угро…

А пока Акула Додсон стоял, опершись на колени и локти, — точь-в-точь магометанин на молитве, — и пытался прочесть, что написано на крохотном квадратном листке, лежавшем рядом с его кожаной фуражкой, слетевшей с головы, — буквы были незнакомые, и у Акулы все плыло перед глазами, но он почему-то был уверен: прочитает, и все станет хорошо, и страшный темный подвал — наплывающий, обступающий со всех сторон — отступит и исчезнет, и наконец комэска Фокин, беззвучно шевеля губами, сумел-таки прочесть написанное нетвердой детской рукой: «Монтигомо Ястребиный Коготь», и это был он, пропуск на выход из подвала, и Акула Додсон со счастливой улыбкой на губах завалился набок…

VI. Охота на реликтового гоминида

Ну наконец-то!

А то уж думал, что нынче так и не услышу байку, которой так любят стращать новичков здешние старожилы. Но нет, у нового костра, куда я подхожу, звучит как раз она — одна из вариаций здешней легенды о Черном Охотнике.

— …в общем, сидит, чуть не плачет. — Слышу я историю с середины. — Завтра стрелять, а «Сайга» гильзы не выбрасывает, а если на силу затвор тянуть — фланцы гильз сминает, и только… А оружие для самого новое, первый выезд с ним, и другие ничего присоветовать толком не могут, у всех четверых двустволки, самозарядка только у него… Всё, кранты. В мастерскую надо, накрылась завтрашняя стрельба. Обидно до слез. И тут мужичок какой-то подсаживается к костру… С ружьем мужик, и по виду типа охотник, только камуфляж у него словно бы для другой охоты, для ночной: на черном фоне пятна тоже почти черные, чуть посветлее… И начинает он Олегу советы давать, причем толковые: это сними, это ослабь, здесь подтяни… Короче, заработала «Сайга», как новенькая… Ну, в смысле, она и была новенькая… ну, вы поняли… Олег, значит, благодарить собирается, спросить, как зовут, — и вдруг видит…

Рассказчик делает многозначительную паузу. Дожидается нетерпеливого вопроса от единственного слушателя-новичка, остальные эту байку уже слышали.

Вопрос, конечно же, звучит. Рассказчик продолжает:

— Видит он траву и кустики, во как… Прямо сквозь черный камуфляж видит, прикинь! Мужик совсем прозрачным стал и исчез, как не было! Олег, вконец охреневший, к своим: что, мол, это было?! Кто это был?! А те ничего не понимают: кто был? откуда был? Сам ты свою «Сайгу», дескать, починил, — сидел, возился, бормотал что-то под нос… Во всем сам разобрался и починил. Так что, брат, Черный Охотник не всем виден… Только тем, кому сам хочет показаться.

Новичок настроен скептично. Новичок-то он новичок, но по оружию, по снаряжению, по всей манере держаться видно: на охоте не первый раз и даже не десятый… Просто на этом лугу и в этой компании оказался впервые. Комментирует:

— Знаешь, я тебе даже верю… Только признайся: небось, все еще до «сухого закона» случилось? Когда стопарь-другой до стрельбы за смертный грех не считали? А Олежка тот, небось, на первом или втором остановиться не умел?

— Зря ты так, Веня, — говорит другой охотник, постарше. — У меня вот тоже чувство, что тут что-то такое есть… бродит… хотя сам не встречал, врать не буду. Но от многих встречавших слышал, от разных людей… Некоторые ну совсем без фантазии, даже начальнику толком не соврут, отчего на работу опоздали… И, похоже, не врут. Да и случаи все разные, далеко не всегда этот Черный Охотник такой добренький, встреча с ним по всякому завершиться может…

— Ой, ну не надо, а? — морщится скептик. — Это просто-напросто бродячий сюжет. Везде, где охотники собираются, такую вот байду травят… Иногда, правда, про Черного Егеря, но разница невелика.

В роли охотничьего гуру в этой компании выступает Викентий… э-э-э… запамятовал отчество. Ладно, пусть будет просто Викентий. Он никак не комментирует разговор о Черном Охотнике. Сидит молча, с грустной улыбкой, хотя ему-то есть что сказать, он ездит сюда очень давно и каждый год, — и хорошо помнит, как и с чего началась легенда… Но он молчит.