Записки букиниста - [7]

— Ты тупой или нерусский? Я, так и разэдак, последний раз спрашиваю: ты книги берешь?

— Берешь, в смысле, на реализацию; берешь, в смысле, покупаешь; или, может, вы просто мне какую-то литературу придарить хотите? — продолжаю вежливо конкретизировать я.

— Ну ни хрена себе, раскатал губенки! — возмущается мордатый. — Подарить ему, как же! Разогнался на последней скорости! Да конечно же продать!

— Не интересует, — коротко отвечаю я.

— А это еще почему?

— А тебе, блин, не один хрен, так и разэдак, по какой именно причине? — резко перехожу я на тон Предлагателя-грубияна. — Тупой, что ли, или нерусский? Да я те сейчас десять пальцев загну, и все будет «не беру»!

— Ну ты хоть одну причину назови, — сбавляет тон мордатый.

— Одну? Без проблем. Скажи, вот у меня литературы здесь много? — тычу я пальцем в сторону клеенок, решив немного пошутковать.

— И что с того?

— Да то, что всё это мне люди принесли совершенно бесплатно, а я еще и выбирал: это взять, от того отказаться. И еще несут, несут, несут… Сумками, мешками, ящиками! Так какого же кляпа мне что-то за деньги у тебя покупать?

Мордатый озадаченно приоткрывает рот: дубинисто соображает. Затем, натурально, негодует:

— Ни фига себе, олигархом устроился! Сидит здесь, понимаешь, как именинник и на говне сметану сбивает!

— Становись со своим говном рядом, а я погляжу, много ли сметаны добудешь, — предлагаю я.

— Я пока не вольтанулся, чтоб с макулатурой посеред улицы сутками торчать!

— Вот и иди тогда своей дорогой. Топай, да помни: у нас нынче в стране демократия, так что сам выбирай, куда именно сейчас прогуляешься: на три буквы, на пять или к соответствующей матери.

— Ах, ты!!!

…Диалог наш завершился сплошными непечатными выражениями с обеих сторон. А вот угроз насчет обращения в милицию в тот раз почему-то не услышал.

«ЧТО-ТО НИМБА НЕ ВИЖУ!»

Сиротливо сижу на табуреточке, что-то почитываю. Покупателями даже и не пахнет. Неожиданно возле клеенок останавливается мачо лет тридцати: в костюме, при галстуке и с бородкой-эспаньолкой. В руках — черный и, похоже, недешевый дипломат. Но затеплившаяся было во мне надежда что-то реализовать оказалась ложной. Поскольку бородач вдруг беспричинно разразился упреками:

— Вот сидишь здесь бестолку? Сидишь? А жизнь-то мимо проходит! Впустую!

— А ты кто такой, чтоб мою жизнь судить? — рефлекторно вырвалось тогда у меня. — Господь Бог, что ли?

— Да! — гордо и, по-видимому, тоже рефлекторно заявил «эспаньолка».

— Одну минуточку!

С этими словами я встал, подошел к бородачу поближе и начал его внимательно разглядывать: с ног до головы.

— Что такое? — непонимающе нахмурил он сросшиеся брови.

— Да вот… Что-то нимба не вижу, — пояснил я. — Зато хвост, рога и копыта в наличии.

«Эспаньолка» немедленно зашелся в потоке матерной ругани. Я, молча, ждал, когда поноситель выдохнется. Затем менторски растолковал:

— Если кто-то, по ходу спора, начинает сквернословить, значит, он абсолютно исчерпал аргументы. Несмотря на галстук и дипломат. Теперь же продолжайте, пожалуйста: эти звуки ласкают слух. С удовольствием развлекусь, а то сижу здесь, понимаешь, бестолку, а жизнь-то мимо проходит. Впустую! Итак, весь внимание…

Бородач глубоко вздохнул, буркнул сквозь зубы что-то неразборчивое и удалился быстрым шагом.

«БОГ ТРОИЦУ ЛЮБИТ»

Позади и чуть сбоку от моего «магазина на газоне» — проход под аркой, в большой внутренний двор, окруженный несколькими девятиэтажками. Вот, оттуда-то и появляется сильно небритый малорослый дядько примерно моего возраста. В руках у него — приличных размеров картонный ящик, набитый книгами. Дядько бухает его у моих ног и объявляет:

— Ну так… Здесь все только первосортное! Пальчики оближешь! А мне некогда, поэтому давай двести рублей, и я пошел.

— Котов хоть в мешках, хоть в ящиках не покупаю, — не согласился я. — Сейчас проверим, какой там действительно сорт, тогда общую сумму и подочтем.

— Ты чё, неврубант, что ли? Говорю же: спешу! Давай деньги!

— Как же, разбежался… Впрочем, коли уж такая спешка, можно пока книги оставить, а за результатом подойти попозже. Я все одно тут до вечера торчу. Или назавтра с этим ящиком подгребай, когда время будет…

— Ага, буду я его туда-сюда таскать… Ладно, давай тогда хотя бы стольник!

— Не катит. Сначала я товар посмотреть должен — не макулатура ли…

— У-у-у… Ну, смотри, черт бы тебя подрал! Недоверчивый! Только живо!

Игнорируя это указание, начинаю проглядывать предлагаемую литературу.

«Мать» Горького, избранное Маяковского, «Что делать?» Чернышевского, «Педагогическая поэма» Макаренко… Сплошной неликвид. Дальше — старые школьные учебники, городской телефонный справочник двадцатилетней давности, сборник ленинских работ, журналы «Коммунист» позднебрежневских времен… Из той же серии: «Маде никому не надо». А дядько все поторапливает меня:

— Ты скоро? Русским же языком говорю: времени в обрез! Гони стольник!

Выпрямляюсь с тремя очередными книгами в руках: «Материалами 25 съезда КПСС» — в красочной алой обложке, с золотым тиснением названия, — тощим томиком «Я — Советский человек и не знаю другого образа…» авторства некоего Георгия Гачева и устаревшими «Правилами дорожного движения».