Записки адвоката. Организация советского суда в 20-30 годы - [56]
В станице как-то ранним утром разнеслась жуткая новость: «Началась высылка». Никто не знал, что его ждет. Списки высылаемых были секретные. Базар мгновенно опустел, на улицах также никого не было видно, и люди прислушивались со своих дворов к крику и плачу, раздававшимся то тут, то там. Высылок было три; в них попали «кулаки». Затем была еще и четвертая, в нее пошли и бедняки, и середняки, и вообще все, кто не выполнил госзаданий и мешал коллективизации. Вторая высылка проходила при особенно неблагоприятных условиях погоды: распутица, грязь, холод, снег, гнилая кубанская зима. Жалкие, худые, голодные колхозные лошади, выбиваясь из сил, тащили тяжело нагруженные подводы к ближайшей станции железной дороги, за 36 километров.
На следующий день мне пришлось добираться пешком из нашей станицы на эту станцию железной дороги. Путь напоминал отступление противника: валялись дохлые лошади, фуры со сломанными колесами, некоторые предметы домашнего обихода, сброшенные для облегчения груза. Не доходя до станции Старо-Михайловской, в глухой степи я увидел женщину, сидящую на мокрой земле, и прижавшуюся к ней девочку. Они накрылись какой-то мокрой одеждой и барахлом. Возле стояло на земле небольшое корыто из оцинкованного железа, в нем лежал мертвый ребенок. Оказалось, что на их фуре сломалось колесо и всех погнали пешком, а муж ее был на другой фуре. Она взяла свою дочку за руку, а маленького ребенка положила в корыто и тащила за собой по грязи на веревке. Так они шли и остановились ночевать, где я их застал. Силы им изменили, и они не могли встать и идти дальше. Они погибали от голода, холода и сырости. Я не буду передавать слов этой женщины, но я видел, что чаша ее страданий переполнена и она уже не верит в милосердие и помощь Бога. Я отдал им все, что было со мной: кусок черного хлеба и полкило колбасы из конины, и обещал сообщить о них в сельсовет, чтоб им прислали помощь.
Не могу не остановиться здесь на этом ужаснейшем продукте советского питания: «кази-конь», то есть казанская конская колбаса, 7 руб. килограмм. Возле станицы Тульской, над рекой Белой, на живописной полянке расположилась конская бойня. К ней подгоняют палками и дубинами, с руганью тащат на веревках, иногда волокут прямо по земле жалкое подобие лошадей, с вытекшими глазами, в нарывах и гнойных язвах, хромых, с ранами на плечах и холках, с вытертыми тощими боками крестьянских помощниц, доведенных в колхозах до состояния крайнего изнурения, болезней и худобы. Их не режут, а наносят удар молотом между ушами, и еще живых, трепещущих подтягивают за задние ноги веревкой к верхней балке и начинают снимать с теплой кожу, так как с остывшей это требует больше труда и времени. Мне приходилось часто проходить на станцию железной дороги мимо этой бойни и слышать стоны, напоминающие детский плач и вопли.
7 руб. килограмм – это за мясо для питания советского обывателя. Кожа – для защитников советской власти, для командиров и бойцов Красной армии, а для колхозов – ни копейки: они получают только акт от бойни для списания лошади с баланса, так как Госстрах платит лишь в случае падежа от болезни, но не за убой по причине истощения.
В сущности, эту колбасу в цивилизованном государстве не допустила бы к продаже ни одна санитарная инспекция, так как бойня не имеет ни водопровода, ни вентиляции, ни холодильника. Я видел это мясо, срезанное и содранное с подвешенных конских туш: оно голубого цвета, все в пленках, его бросают кусками в деревянные бочки с рассолом, а кишки для колбасы промывают тут же в стоящих деревянных кадушках. Тысячи зеленых и черных мух крупного калибра роятся и гудят, как на пчельнике, над этим скользким синим мясом.
Если вы входите в магазин, когда туда привезли партию казанской конской, вас одурманивает тяжелый запах лошадиного пота и какого-то смрада. Но люди стоят уже густой очередью, и вы становитесь тоже…
И вот я отдал той женщине и ее дочурке полкилограмма такой еды. Ничего больше у меня не было.
Но это еще не был голод. Голод был еще впереди. Это были лишь зловещие предвестники идущего голода, друга партии и правительства и помощника их в мероприятиях по проведению сплошной коллективизации в деревне.
В сельсовете станицы Старо-Михайловской женщина-председатель на мой вопрос о несчастных сказала примерно следующее:
– Знаю и без вас. Да у нас у самих высылка, и лошадей нет, послать нечего. Да, кроме того, эта кулачка из станицы Темиргоевской, обращайтесь туда… Вон там на станции одному кулаку вагонной дверью руку оторвало, чего же я одна за всех должна отвечать?
Я зашел к секретарю станичной партийной ячейки. Он был всклокоченный, не спавший ночь, и грубо меня спросил:
– А вы кто такой, ваше социальное положение? Ну так вот: обойдемся и без защитников, революция не пострадает, если кулаки погибнут, хоть и все.
Казалось бы, что после такого расслоения деревни, бесчеловечно жестокого троекратного погрома, когда весь неблагонадежный элемент и кулаки были «изъяты», дело коллективизации деревни должно было бы идти успешнее. Однако нет: эта гнилая промышленно-экономическая система, хотя и насыщенная тракторами, комбайнами, агрономами, различными льготами и ссудами, могла возникнуть и существовать только под кнутом и насилием. Нажим администрации и судов на единоличников с целью разрушения их хозяйств и принуждения вступить в колхоз все усиливался, пощады не было и оставшимся после трех высылок середнякам и беднякам. Возникали дела об агитации против колхозов и о преступлениях внутри колхозов, а также «дела о ямах», в которые крестьяне прятали хлеб от ненасытного правительства.
Книга рассказывает о советском судебном законодательстве 20-х годов; о репрессивной политике; раскулачивании; судебных процессах, в том числе против крестьян; о голоде 1933 г.; о советских судах и карательной практике советской юстиции.
`Вся моя проза – автобиографическая`, – писала Цветаева. И еще: `Поэт в прозе – царь, наконец снявший пурпур, соблаговоливший (или вынужденный) предстать среди нас – человеком`. Написанное М.Цветаевой в прозе отмечено печатью лирического переживания большого поэта.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
В 1986 году в СССР был опубликован двухтомник Давида Голинкова «Крушение антисоветского подполья в СССР. 1917–1929 годы». Книга основана на следственных и судебных материалах ВЧК – ГПУ, революционных трибуналов и судов Советской России. Автор – бывший следователь по особо важным делам прокуратуры УССР, РСФСР и СССР, решивший по собственной инициативе написать это произведение. После 1991 года книга больше не переиздавалась в полном объеме. Основная причина – автор доказал, что многочисленные внутренние враги были реальной угрозой для СССР, а не плодом больного воображения «кровавой гэбни».
Эта книга – классика практической политической мысли. Леонид Ильич Брежнев 18 лет возглавлял Советский Союз в пору его наивысшего могущества. И, умирая. «сдал страну», которая распространяла своё влияние на полмира. Пожалуй, никому в истории России – ни до, ни после Брежнева – не удавалось этого повторить. Внимательный читатель увидит, какими приоритетами руководствовался Брежнев: социализм, повышение уровня жизни, развитие науки и рационального мировоззрения, разумная внешняя политика, когда Советский Союза заключал договора и с союзниками, и с противниками «с позиций силы».
В эту книгу включены самые важные произведения последнего коммуниста советской литературы. Это – статьи и речи писателя и мыслителя, написанные от первого лица, без компромиссов. В них – его кредо. Всеволод Кочетов едва ли не первым увидел, что Советскому Союзу угрожает опасность не только с Запада, но и от внутренних врагов – либералов-западников и консерваторов-монархистов. Кочетов вскрывал предательство интеллигенции, отказавшейся служить делу строительства коммунизма, забывшей об интересах пролетариата, которому они формально клялись в верности.
«Строительство СССР было цивилизационным проектом мирового масштаба, – пишет автор этой книги, крупнейший российский ученый, социолог и политолог Сергей Георгиевич Кара-Мурза. – Опыт СССР показал всему миру: возможна совместная жизнь очень разных в культурном, религиозном и социальном отношении народов без колонизации. Но культурная элита Запада отвергла этот урок. Она участвовала в уничтожении СССР, в создании о нем лживых мифов, а затем в пропаганде «нового мирового порядка», тяготеющего к глобальному фашизму.