Запечатанное письмо - [14]

Та опасливо посторонилась:

— Боюсь испачкаться, сегодня мы с Гарри обедаем у Бичемсов.

— На ней еще нет краски, миссис К., — усмехнулся Андерсон.

Каждый раз, как Фидо слышала это его обращение к Хелен, ее коробило. Что это, вульгарность или самоуверенность? Но затем она укоряла себя за чрезмерный снобизм: скорее всего, это грубоватая манера объясняется тем, что он военный.

— После каждого проката печати все самым тщательным образом чистится и промывается специальным составом, — успокоила она Хелен. — Качество печати целиком зависит от чистоты и аккуратности. «Господи, как нудно и серьезно я рассуждаю в свои двадцать девять лет!»

— Ну, меня ты никогда не примешь на работу! — шутливо заметила Хелен. — Я ужасно несобранная, к тому же у меня слишком пухлые пальцы.

— Твои пальцы — не главное, вот характер определенно будет препятствием! — со смехом согласилась Фидо.

Приведя гостей в кабинет, она предложила им чаю.

— Ого, у вас Теннисон.[25] Превосходно! — Андерсон указал серебряным наконечником трости на стихи в рамке и с пафосом прочитал:

Мгновенье преходящее бесценно,

Да не оставь его бесследным:

Трудись и в час ночной,

Когда вокруг все спят.

Фидо улыбнулась:

— На самом деле это стихи поэтессы мисс Анны Уолкер.

Хелен усмехнулась смущению Андерсона.

— Но поразительно похоже на манеру лауреата, — принялся оправдываться тот.

За бутербродами с креветками выяснилось, что у Фидо и полковника есть общие знакомые в Шотландии.

— Это предприятие делает вам честь, мисс Фейтфул, — отметил он.

— Но в свое время у нас было много противников!

Хелен замерла, изящно держа в пальчиках крупную креветку.

«Ага, это ее заинтересовало!»

— С самого начала нам практически объявили войну и всячески старались помешать работе, — рассказывала Фидо. — Били окна, мазали типографской краской рамы для заключки и табуреты, безнадежно портя платья работниц, вынимали литеры из гнезд и перемешивали или просто расшвыривали их по полу, машины разбивали ломами… Да, тяжелое было время! Мы несли огромные убытки, не говоря уже о том, чего это стоило нам в моральном отношении.

— Дорогая, но это невероятно! — воскликнула Хелен.

Удивительно, но спустя несколько лет то, что казалось таким унизительным, представляется Фидо забавным.

— В газетах и журналах меня осыпали оскорбительной бранью; признаюсь, я не сразу научилась не обращать на них внимания. Но уже через год затраты «Виктории-пресс» начали окупаться, я удостоилась одобрения ее величества, а сейчас на Международной выставке мы получили медали за отличное качество работы. — На самом деле была только одна медаль, но Фидо слегка преувеличила, желая произвести впечатление на подругу.

— Брависсимо! — воскликнула Хелен и захлопала в ладоши. — Подумать только, когда я с тобой познакомилась, ты по нескольку раз в день меняла наряды и только и говорила о раутах у леди Морган!

Фидо весело рассмеялась:

— Боюсь, мы представляли собой довольно необычную пару — моя, так сказать, наставница и я.

— Мы танцевали с любым мужчиной, который пригласит нас, — вставила Хелен.

— Помню, как я по наивности позволяла себе весьма дерзкие и легкомысленные высказывания. А тебе, как замужней леди, следовало меня сдерживать.

— Ах, но Фидо всегда была моей лучшей половинкой! — призналась Хелен Андерсону. — А теперь посмотрите, как она чудесным образом превратилась из юной дебютантки в даму, занимающуюся филантропией…

— Кстати, мисс Фейтфул, — шутливо поинтересовался Андерсон, — полагаю, вы не станете отрицать, что некоторые из ваших феминисток слишком далеко заходят?

Фидо изобразила улыбку, напомнив себе, что мир будет меняться мало-помалу, ведь и мышка медленно прогрызает дырку в стене.

— Уверяю вас, полковник, мы отнюдь не ставим себе целью разрушение общественного механизма, а хотим лишь улучшить его работу.

— Но раздаются призывы к тому, чтобы женщины занимали судейские должности, избирались в парламент, на государственные посты…

— Ну, если какие-то доводы доводить до абсурда… — Фидо взяла себя в руки. — Лично я думаю, что закон не должен препятствовать активному участию женщин в жизни общества. Впрочем, в этом ведь нет необходимости — трудно представить, чтобы профессиями, о которых вы упомянули, мечтали овладеть многие женщины. По своей природе мы преимущественно интересуемся более благородными областями деятельности: образованием, медициной и благотворительностью.

— Это более благородно, чем ваша военная профессия, Андерсон, — с усмешкой заметила Хелен.

— Ну, скажем, эти занятия более способствуют счастью людей, чем война, — примирительно произнесла Фидо.

Полковник усмехнулся:

— Безусловно, мисс Фейтфул. Взять хотя бы несчастных американцев, сколько их сейчас страдает с обеих сторон![26]

Она одобрила его взгляд на эту войну.

— Но, признаюсь, мы, солдаты, всегда рвемся в бой.

— Полковник провел в Крыму свои самые славные дни, — зевнув, сообщила Хелен.

— А что касается бедных военных моряков вроде Кодрингтона, — добавил он, — то последнее настоящее сражение он видел в Аккре, целую четверть века назад!

Довольно пренебрежительное замечание относительно своего друга, подумала Фидо.