Запах страха. Коллекция ужаса - [17]

— Почему это? — Саймон не привык легко сдаваться. Его любопытство было задето, и он хотел разобраться.

— Потому что потребуется определенная храбрость, чтобы тебя убрать. Это станет демонстрацией силы. Убийцы ищут славы, чтобы скрыть за ней свою неадекватность. Но при этом им доставляет удовольствие ощущение потери.

Саймон фыркнул.

— И как это происходит?

— Дело в том, что грусть имеет свое странное очарование, ты не замечал? Это что-то вроде горькой сладости. Вот возьми хотя бы готов и их увлеченность смертью и разложением.

— Хорошо. Значит, жертву выбрали. А кто будет убийцей?

— Посмотри вокруг. Кого бы ты выбрал?

Саймон окинул оценивающим взглядом стоящих у стойки.

— Двойники Джейсона и Крюгера — вряд ли. Это психи, которые от вида порезанного бумагой пальца в обморок падают. Они с удовольствием посмотрят, но сами постоят в сторонке.

— Хорошо. Дальше.

— Готы не станут никого убивать, хоть и ходят постоянно как в воду опущенные. Выглядят круто, но кишка тонка.

— Превосходно.

— А вот этот… — Он ткнул большим пальцем себе за спину. — Этот выглядит так, будто пришел сюда, чтобы накупить книжек про парней, которые убивают своих матерей. Ему до настоящего убийства один шаг.

— Да, на фестивали такие тоже захаживают. На интервью с авторами они садятся в передних рядах и всегда первые тянут руку с вопросами. Тут есть один тип, бывший врач, от которого даже мне не по себе. — Я указал на бледного, как сама смерть, мистера Генри с сальной прядью поверх лысины и кожей цвета выгоревших на солнце книжных страниц. Он не пропустил ни одного фестиваля, хоть не был ни писателем, ни критиком, ни даже читателем. — Он как-то рассказал мне, что собрал самую большую в стране коллекцию фотографий автокатастроф и кожных болезней.

— Какая мерзость! Я знал, что тут будут такие извращенцы.

— Расслабься. Он слишком очевидный претендент. Основное правило историй про серийных убийц — главным злодеем должен быть тот, на кого никогда не подумаешь. Ты заметил, что у бара вьются несколько симпатичных кучерявых девчонок?

— Тут ты прав, — нехотя признал Саймон, наблюдая за двумя девушками поверх кружки.

— Иди познакомься, — предложил я. — А я тут поговорю со старыми друзьями о странных книгах, или наоборот.

После этого я ввязался в долгую дискуссию, переходящую в спор, о достоинствах второй и третьей частей «Психо»,[5] о Томасе Дише[6] и Уильяме Хоупе Ходжсоне[7] и о том, что нужно, чтобы написать хорошую книгу. При этом я совершенно потерял счет времени. На часы я посмотрел, только когда над баром начали опускать жалюзи. Попрощавшись с собеседниками, я побрел сквозь сырой речной воздух к гостевому дому.

Каким-то образом я пропустил тропинку и оказался на вязком от водорослей берегу гавани. Единственными звуками здесь были шелест волн и поскрипывание мачт. Вода прибывала, отчего лодки поднимались из своих могил, как ожившие трупы. Я, пьяный и веселый, вдруг почувствовал усталость, сел на коричневый песок и позволил морскому туману медленно раскрыть мне свои секреты. Вокруг меня образовалось заметное кольцо, похожее на облачко тумана в компьютерных играх, которое не отстает от тебя, как бы быстро ты ни бежал. У стены гавани стояла забытая лопата, которой, должно быть, копал червей какой-то рыбак. Рядом растянулись, как платки сирен, нейлоновые оранжевые сети в вонючих водорослях.

И через какое-то время сквозь туман я рассмотрел тонкую фигуру. Голова ее была немного наклонена набок, одна рука висела ниже другой, как у знаменитой сборной фигурки «Забытый узник» или как на обложке моей «Седьмой книги страшных рассказов издательства „Пэн“». Человек стоял так неподвижно, что был больше похож на поднявшуюся из-под песка резную фигуру на носу корабля, чем на живое существо.

Стоял сильный запах озона и гниющей рыбы. Фигура подняла мокрый изодранный рукав к черепу и потерла лоб, словно хотела сорвать кожу и обнажить кость. Выглядела она так, будто вышла из темных морских пучин.

— Я упал с этого гребаного дока и еще и рукав разорвал. Блин, я сейчас умру, — произнес голос Саймона.

Фигура покачнулась и рухнула спиной на песок с глухим звуком.

На следующее утро орущие чайки летали так близко к моей спальне, что я мог заглянуть им в клювы. Утреннее солнце било в окно, и его лучи просверливали дыры в моем мозгу. Во рту стоял вкус старого одеяла. Мне нужен был воздух.

Я постучал в дверь Саймона, но никто не ответил. Завтрак к этому времени уже закончился, и хозяйка куда-то ушла. Байкерский мотоцикл по-прежнему стоял на парковке за домом.

Прилив закончился, и туман ушел, оставив на береговой полосе серебристые морские черенки и причудливые узоры зеленых водорослей. По каменной дорожке над гаванью шла какая-то пожилая дама в круглой вязаной шапочке и с сумкой в руке. Кроме нее никого не было видно. Лишь чайки продолжали верещать и носиться кругами в воздухе. Я осторожно прошел по берегу к той точке, где упал Саймон, и опустился на колени. Найти это место удалось не сразу. Осторожно проведя рукой по мягкому бугорку, я открыл полный песка рот, забитые ноздри и налитый кровью, исцарапанный ракушками глаз, который безжизненно смотрел в небо. Я поднялся, наступил на лицо и покачался вперед-назад, чтобы его голова глубже погрузилась в песок. Потом я осторожно сгреб на него еще песка, разгладил, сверху забросал бесформенными пучками водорослей и добавил для пущей правдоподобности пару ракушек. Наконец я забросил как можно дальше в стоячую воду гавани лопату, которой перерубил его шею.