Запах серы - [71]

Наши первые Афары

Моторизованный караван выступил в поход. Кортеж выглядел внушительно: четыре «лендровера», три грузовых вездехода и специально оборудованный «джип», комфортом не уступавший «лимузину». А мы вновь поднялись в воздух и взяли курс на массив Прюво. На сей раз моими спутниками в вертолете были Франко Барбери и Жак Варе. Молодые и восторженные петрологи, новички в Африке, они убедились, что для геолога пустыня — край чудес, ибо Земля предстает там во всем великолепии своей наготы. На них нельзя было смотреть без улыбки, настолько они напоминали мне двух выпущенных в лес молодых борзых, пришедших в неистовое возбуждение от множества запахов дичи…

Людям, не знакомым с нашей профессией, трудно почувствовать, какой подъем вызывают в душе интересные выходы пород. Тут забываешь обо всем — хочется без конца смотреть на них, разглядывать детали, отколупывать образцы, обсуждать их, вертеть со всех сторон. Все мгновенно уходит прочь — усталость, заботы, даже любовные привязанности! Именно так случилось с нами. Для моих юных спутников нельзя было придумать лучшего крещения, чем полет над Афаром. Мы с Маринелли тоже прошли через это.

Пилот и штурман не разделяли наших восторгов. Эфиопских летчиков забавляло, с какой горячностью мы набрасывались на скальные глыбы, с размаха били по ним молотками, вновь собирались стаей для обсуждения, а затем благоговейно несли «булыжник» в вертолет. Сидя в тени своей крылатой машины, они терпеливо ждали, пока взрослые дети не наиграются или пока их не проймет жара… В тот день «игра» заняла у нас 6 часов.

Обследовав втроем лаву у места приземления, мы разделились. Юные спутники двинулись к вулканическим куполам, где виднелся толстый, блестевший, как черное стекло, обсидиановый слой, ощетинившийся иглами и лезвиями. А я спустился на дно узкого оврага, вырытого эрозией в игнимбритах.

Барбери и Варе исчезли за первым гребнем. Остановившись на противоположном склоне, они начали высматривать выходы пород, как вдруг заметили справа от себя двух афаров, легкими прыжками спускавшихся к ним. У одного поперек груди висело ружье, другой держал большое копье-асегай. В памяти геологов сразу всплыли рассказы о трагически закончившихся походах Джульетти, Мунцингера, Бьянки. Афаров, правда, было всего двое, но они были вооружены и в отличие от нас прекрасно ориентировались в пустыне…

Ученые заколебались. Бежать не было никакого смысла: афары легко бы настигли их; к тому же у них было ружье. Звать на помощь? Но остальные находились слишком далеко… И новички поступили единственно верным образом: они широко улыбнулись, пожали афарам руки, сказали несколько дружелюбных слов, угостили сигаретой. Афары засмеялись, сверкая белоснежными зубами и потряхивая спутанными гривами; глаза их лукаво щурились. Они ответили что-то на своем языке, взяли сигареты и ощупали одежду белых людей, косившихся на их задвинутые за пояс громадные кинжалы… Попрощавшись, Варе и Барбери двинулись назад к вертолету, с трудом сдерживаясь, чтобы не припуститься во всю прыть. Вся сцена заняла несколько томительных минут.

Афары тоже подошли к нам. Они не выказали ни застенчивости, ни удивления. Поулыбавшись, пощупали наши одежды. Может, то был знак приветствия?

— Как ты считаешь, они проверяют качество мяса? — спросил в шутку Жак.

Мы засмеялись. Наши новые знакомые странным образом напоминали мне виденные в детстве иллюстрации к Робинзону Крузо. В них тоже не было ничего пугающего.

Больше всего меня поразило отсутствие удивления с их стороны: как-никак мы свалились к ним с неба, прибыв на невиданной винтокрылой машине. Афары могли бы по крайней мере удивиться — так, во всяком случае, реагировали бы мы на их месте.

По этому поводу я вспомнил ответ одного рабочего с оловянных рудников в Катанге, когда в этот забытый богом уголок Африки впервые прибыл самолет. Мой знакомый Пайя, как и все жители поселка, никогда до этого не видел вблизи летающей машины — редкие самолеты проносились высоко в небе, и африканцы звали их «Ндеке я басунгу» («птица белых»). В тот день горстка европейцев, обслуживающих этот рудник в сотнях километров от побережья, просто купались в блаженстве. За несколько недель упорной работы удалось расчистить и разровнять участок саванны для взлетно-посадочной полосы. Теперь тут будет приземляться почтовый самолет: час лета до ближайшего города вместо пятнадцати часов езды автомобилем.

Столпившиеся на кромке полосы африканцы смотрели на самолет как на вещь, само собой разумеющуюся. Пораженный подобным равнодушием (не свойственным, кстати, их открытому характеру, наделенному безыскусной восторженностью), я спросил Пайю:

— Разве не странно, что такая тяжелогруженая машина может летать, садиться и снова подниматься в воздух? — А чего особенного? — ответил он. — Ее ведь построили для этого.

Видимо, подобная мысль была и у двух наших первых афаров: ведь эту машину построили для полетов, верно? Вот она и летает…

Мы распрощались с ними и сели в вертолет… Афары остались стоять в нескольких шагах от машины. Один грациозно опирался на ружье, второй — на свое копье. Мы застегнули ремни и закрыли плексигласовые дверцы. Летчик включил мотор, лопасти начали вращаться — быстро, еще быстрее. Сильный вихрь закружил песок, заставив хозяев здешних мест спрятаться за куст колючек. Присев там, они продолжали наблюдать за происходящим сквозь сухие ветви. Ни гром турбины, ни вращение винта не вызвали у них страха; они по-прежнему смотрели на все с легкой снисходительной усмешкой.