Запах лаванды - [25]

— Я поняла твою мысль, Саймон, — сказала Камилла.

— Простите, — извинился он. — Но она хочет, чтобы мы ее поняли. Она даже прощения не просит. Обвиняет нас в том, что мы эгоистичные дети и не хотим ее понять.

— Ее послушать, мы должны сказать: «Все в порядке, мамочка. Делай как знаешь», — присоединился Шон.

— А вы? Что же ей говорите вы?

— То же, что и она, — резко сообщил Саймон. — Какие у нее основания обвинять нас в эгоизме? Ей нужна свобода? Что же, мы тоже не хотим зависеть от ее капризов. Она не звонит нам, когда у нее с очередным приятелем все в порядке. Она звонит, когда ей нужно, чтобы ее пожалели. Как мы живем, ее не очень-то волнует.

Камилла остановилась на краю поля напротив мальчиков. Она смотрела в сердитые детские лица, и в какой-то момент ей стало страшно. Не имело значения, чьи мысли они озвучивали, дедовские или свои. Они прониклись этим. И не их была в том вина.

Ей не хотелось ничего говорить ни в поддержку, ни в опровержение.

— Мы волнуемся за отца, — доверительно произнес Саймон.

— А что? Есть причины для волнения?

— Она ему не нужна. Это он и сам понимает. Но папа не способен разорвать эти отношения из-за нас. А она пользуется этим и мучает его своими поздними звонками, а он после этих ночных разговоров всегда сам не свой, — признался Саймон.

— Мальчики, возможно, вы чего-то недопонимаете в их отношениях. У взрослых еще и не такое случается, — осторожно сказала Камилла.

— О каких отношениях вы говорите, мисс Кэмпбелл? — возмущенно воскликнул раскрасневшийся Шон.

— О любви, — сорвавшимся голосом шепнула женщина.

— Это невозможно, — возразил Саймон.

— Ты в этом уверен? — спросила его Камилла, горько улыбнувшись.

— Тогда… это неправильно, — нашел свой аргумент Шон.

— Любовь от неправильности только ярче разгорается, — заверила его женщина.

— И что же делать, мисс Кэмпбелл? Смотреть, как она разрушает жизнь нашего отца? — потребовал ответа Саймон.

— А вы пробовали с ним говорить на эту тему?

— Он пресекает все попытки, — отчеканил Саймон.

— Но вы должны знать, как он настроен. Ждет ли ее, готов ли простить?

— Исключено. Но он не хочет окончательно рвать с ней отношения из-за нас. Он надеется, она поймет, что для нее действительно важно, — сказал Саймон.

— Но она не любит нас. Если бы любила, не бросила бы. Разве не так, мисс Кэмпбелл? — обратился к Камилле Шон.

— Что бы я на этот счет ни сказала, это будет только мое мнение. Вы же требуете однозначного ответа. У меня такого ответа нет. Этого ответа вообще не существует. Иногда у человека нет сил для любви. Внутренних сил. В этом случае одного желания мало. Такой человек самый несчастный. Вы освободили себя от необходимости любить свою маму, потому что она вас бросила. А теперь постарайтесь понять, смогли бы вы ее любить, если бы она к вам вернулась.

— Но она не вернется. Отец много раз звал ее назад.

— Это он звал. А вы? У вас есть все основания для того, чтобы обижаться на нее. Позвоните ей сами. Скажите, что чувствуете и чего хотите. Не мстите за обиду. А просто объясните ей свое состояние. Предоставьте ей самой решать, как с этим быть.

— И что тогда? — спросил ее Шон.

— Вот и узнаете. Жизнь не схема. Предсказания часто себя не оправдывают. Но только не думайте, что вы с отцом по разные стороны. Он все делает в ваших интересах.

— Но он жертвует собственной жизнью. А именно этого нам бы и не хотелось, — прочувствованно произнес Саймон.

— Сдается мне, вы на пару рассудили и решили за своего отца, что с вашей мамой ему не быть?

— Но это ведь на самом деле так, — заверил Камиллу Шон.

— И теперь вы считаете, что подыскали подходящую кандидатуру на замену… Верно?

— Вы нам нравитесь, мисс Кэмпбелл, — смущенно сказал Саймон.

— По-моему, этого недостаточно. Вы так не думаете, мальчики? — с чрезвычайно доброжелательной улыбкой спросила братьев Камилла, демонстрируя свое желание закончить этот затянувшийся разговор.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Утром следующего дня Камилла Кэмпбелл занялась стиркой. К сожалению, Вайолет снабдила ее таким количеством грязного белья, что одной и даже двух загрузок машины оказалось бы недостаточно. А это означало, что стирка растянется на полдня, привязав Камиллу к дому.

— Что это? — спросила она старшую сестру, увидев, как выросла куча грязной одежды.

— Как что? — удивилась Вайолет.

— Я уже столько раз стирала с момента своего приезда. Почему ты не вытащила эти вещи для стирки прежде?

— Не до того было, — отговорилась Вайолет.

— То есть как это — не до того? Где же ты все это хранила? — недоумевала Камилла.

— Слушай, сестренка, пожалуйста, не начинай. Ты становишься похожа на ворчливую гусыню. Мне и так известно, что ты чистюля — в отличие от меня. Ты и белье стираешь каждые два дня, полы моешь и того чаще, и окна в твоей комнате чище, чем в моей, а про зеркала и говорить не хочется. Я не такая, и тебе это давно известно, так что прекрати смотреть на меня вытаращенными глазами! И надо заметить, что чем дольше ты сидишь дома, тем маниакальнее занимаешься чистками и уборками, так что, полагаю, если не хочешь свихнуться на этом, подумай-ка над сменой образа жизни, дорогая. Это мой добрый тебе совет! — торжественно объявила Вайолет.