Западня - [59]

— Так ли уж необходимо свидетельство леди О'Мой? — спросил он. — Откроет ли оно какие-нибудь новые факты, касающиеся обнаружения тела?

— Нет, сэр, — ответил майор. — Это будет лишь повторением того, что мы уже слышали от Маллинза и сэра Теренса.

— Тогда к чему без особой необходимости затруднять леди?

— О, с моей стороны, сэр… — с готовностью стал соглашаться обвинитель, но тут вмешался сэр Теренс.

— Я думаю, что леди О'Мой не станет возражать против того, чтобы немного затрудниться в интересах обвиняемого, — сказал он, глядя на свою жену и предназначая для нее и Тремейна язвительный сарказм, таящийся в этих словах и скрытый от остальных его спокойным тоном. — Маллинз сообщил, по-моему, что видел леди на балконе, когда вышел во двор, следовательно, ее показания дадут нам возможность сдвинуться по времени назад от того места, с которого начал рассказывать Маллинз.

Злая ирония, заключавшаяся в этой двусмысленности, должна была снова поразить этих двоих.

— Учитывая, что обвиняемому грозит смертная казнь, я не думаю, что мы должны упускать хоть что-то из того, что может повлиять на решение суда.

— Я полагаю, сэр Теренс прав, сэр, — поддержал его прокурор.

— Что ж, хорошо, — сказал председатель. — В таком случае, пожалуйста, продолжайте.

— Не будете ли вы любезны, леди О'Мой, сообщить суду, как случилось, что вы вышли на балкон?

Глаза Юны стали большими и еще более детскими, когда она обводила испуганным взглядом членов суда. Пытаясь сдержать свои чувства, леди О'Мой нервно, но абсолютно машинально поднесла к губам носовой платок.

— Я услышала крик и выбежала…

— Вы, конечно, были в это время уже в постели? — снова вмешался ее супруг.

— Так ли это важно, сэр Теренс? — с досадой спросил председатель, стремившийся поскорее закончить допрос.

— Заданный только что вопрос, сэр, — сухо ответил О'Мой, — отнюдь не является неуместным. Он поможет нам составить представление о промежутке времени между тем, как леди услышала крик и когда вышла на балкон.

Председатель с неохотой согласился, и вопрос был повторен.

— Д-да, — последовал робкий ответ, — я уже находилась в постели.

— Но еще не спали? — продолжал О'Мой. — Или вы уже спали? — резко переспросил он и, отвечая на нетерпеливый взгляд председателя, пояснил: — Мы должны это знать, может быть, крик повторился несколько раз, прежде чем его услышали. Это важно.

— Будет по правилам, — заметил прокурор, — если сэр Теренс станет задавать вопросы после того, как свидетельница закончит свой рассказ.

— Хорошо, — проворчал тот и откинулся на спинку кресла, потерпев неудачу в своем намерении мучить ее до тех пор, пока каким-нибудь признанием она не выдаст себя.

— Я не спала, — сказала леди О'Мой, отвечая на последний вопрос мужа. — Я услышала крик и сразу поспешила на балкон. Это… это все.

— Но что вы увидели с балкона? — спросил майор Суон.

— Все происходило ночью… и конечно… было темно.

— Вероятно, не очень темно, леди О'Мой? Ведь стояла луна — полная луна.

— Да, но… но в саду много теней, и… и я сначала ничего не разглядела.

— Но в конце концов… что-то увидели?

— О, да, да! В конце концов увидела.

Тяжело было смотреть на эту прелестную, но сейчас такую беззащитную женщину, растерянную и несчастную. Ее волнение и некоторые, впрочем, весьма незначительные противоречия в показаниях никто, однако, не расценил как намерение скрыть истину и опасение, что эту истину вырвут у нее против ее воли. Только О'Мой, наблюдавший за ней и видевший в каждом ее слове, взгляде и жесте ложь, знал отвратительную правду, которую его жена пыталась скрыть, даже, судя по всему, ценой жизни своего любовника. Для его израненной души ее мучения были бальзамом, он со злорадством поглядывал на пару прелюбодеев, удивляясь, впрочем, самообладанию этого мерзавца, равнодушного и безмятежного даже сейчас.

— И что вы в конце концов там увидели? — мягко подтолкнул ее майор Суон.

— Я увидела лежащего на земле человека и еще одного, склонившегося над ним, а потом — почти сразу же вышел Маллинз, и…

— Я не думаю, что есть необходимость в дальнейшем продолжении, майор Суон, — опять вмешался председатель. — Мы уже слышали, что случилось, когда вышел Маллинз.

— Если обвиняемый желает… — начал прокурор.

— Ни в коем случае, — ответил капитан.

На первый взгляд как будто совершенно спокойный, он напряженно-внимательно всматривался в лицо своей сообщницы, и этот взгляд беспокоил ее больше всего. Именно она определяла, как ему вести себя дальше, как защищаться. Тремейн надеялся на то, что, возможно, Дик Батлер сейчас уже далеко и теперь можно будет, ничего не опасаясь, рассказать всю правду. Хотя он уже начал сомневаться, что это ему поможет — можно ли в такое поверить в отсутствие Ричарда Батлера? Свидетельские показания Юны подтвердили, что эти надежды тщетны и что его жизнь теперь зависит от того, признает или не признает его виновным трибунал. Уверенность капитану придавало то неоспоримое с его точки зрения обстоятельство, что он был невиновен. Однако оспорить его при желании очень даже можно было: настоящий убийца Самовала обнаружен не был, непроницаемая тайна покрывала все обстоятельства роковой ночи. Единственным человеком, который мог бы драться с Самовалом в тот же час и в том же месте, был сам сэр Теренс. Но казалось совершенно немыслимым, чтобы он, будучи человеком чести, мог молчать, позволяя страдать другому, да еще участвовать в суде над ним. А кроме того, сэр Теренс и Самовал не ссорились ни тогда, ни раньше.