Западня. Книга 1. Шельф - [44]

— …маман его, конечно, всем бросилась рассказывать, что сынок перенапрягся и отправился отдыхать на материк, но правды-то не скроешь.

— Да, и твоя болтовня тут совершенно не причем, — буркнул Лешка.

— А что — болтовня, он на всю улицу орал, когда за ним приехали, да и до того… Это вы такие наивные, ученые, ничего вокруг себя не видите.

— Нас всех не было в городе, — сухо напомнила Нина.

— Психиатр съехал крышей на почве своей больницы, — покачала головой Аля. — Какая печальная ирония. На это же не значит, что он убийца!

— Ну, меня он убить пытался, — пожал плечами Вова, — потому в дурку и отъехал. До того все делали вид, что с начальником все в порядке, а что розетки фольгой заклеивает — так это так… дурной пример пациентов. И смотри: он же сбежал, правильно? Да точно говорю, спер одежду, лыжи и сбежал, ботинки ему малы, ходит, как калеченый. Хотел здесь отсидеться, а тут дежурные. Вот он их и замочил, чтоб не сдали. А пока он там, в дежурке возился, мы приперлись… Он теперь, пока нас всех не перемочит, не успокоится!

— Ну, предположим, что он настолько свихнулся, хотя по нему и не видно, пожал плечами Тофик. — Но зачем… так-то? Ты видел, что с Натальей сделали, — он передернулся. — И дежурных так же…

— Так маньяк же, — задушевно объяснил Вова.

— Ты, по-моему, сам маньяк, — осадила его Нина. — Это ж надо до такого додуматься.

— Я вам говорю, он за свою больницу кого угодно замочит! Псих же! Вам хорошо говорить, а я с ним на одной площадке живу, достал он меня вот как, — Вова похлопал по горлу, — то ему шумно, то корефаны мои не нравятся, то мотоцикл мешает, задрал! Но теперь все, теперь не отвертится. Я вам говорю — его запереть надо, пока он никого больше не грохнул.

— А что он тогда на Барина не наезжает? — спросила Нина. — Он же тогда, выходит, главный злодей.

— Ссыт, наверное. — Или выжидает, задумал что. Кто ж их, психов, поймет?

Нина пожала плечами.

— Знаешь, Вова, я бы на его месте тебя, трепло, первым замочил, — сказал Лешка. — Еще б и с удовольствием.

— Да пошел ты. Я вам говорю, его запереть надо, пока еще кого-нибудь не грохнул, — водитель встал, потянулся. — Ну как хотите. Я-то свою дверь изнутри подопру, чтоб в постели не зарезал.

— Пойду-ка я тоже, — зевнула Нина. Сполоснула свою кружку, с грохотом поставила у раковины. — Аля, ты как?

— Я еще чаю выпью, не спится. Страшно… — она покосилась на коллег. — Вы же еще посидите?

Тофик и Лешка молча кивнули. Взвизгнул во сне Шмель за стеной. Из дальнего крыла едва слышно доносились призрачные бубнящие голоса. Где-то грохнула дверь.

— Ого, как сквозит, — сказал Тофик. — Похоже, еще сильнее задуло. Лешка, когда успокоится-то?

— А я откуда знаю?

— Приметы должен знать, местный ты или где?

— Или где, — привычно ответил Лешка. — Хочешь, расскажу тебе сказку про приметы, а ты их потом сходишь на улицу, поищешь?

— Да иди ты, — беззлобно огрызнулся Тофик. — Тошно мне. Пятнадцать лет, как сюда распределили, а все тошно, не привыкну никак. Плохое это место для людей…

— Про это тоже сказку могу, — без улыбки откликнулся Лешка.

Глава 11 Бессонница

Дмитрий постоял в коридоре, тупо рассматривая ссадины на костяшках правой руки. Голова гудела, переполненная мыслями и эмоциями. Он влюбился, как мальчишка, и не мог больше притворяться, не мог скрываться — да и много ли спрячешь в Черноводске… Он послал к черту прежнюю жизнь — но теперь его любовь мертва, а с дочкой происходит черт знает что. Страх за психическое здоровье Лизы он испытывал постоянно с тех пор, как случилась эта беда с мальчиком. Он знал, что от такого и взрослый может сойти с ума, и чуть не ударился в панику, когда дочка начала твердить о Никите. Жена тогда отговорила его обращаться к специалистам. И, может быть, правильно сделала — нарвались бы на такого… Как он посмел, чертов псих, нести такую чушь… Но он всегда волновался за нее. Она была слишком хрупкая, слишком хорошенькая, слишком… чувствительная? И у нее всегда было такое бурное воображение, всякие фантазии. Он все девять лет беспокоился за нее, а с того момента, как решил развестись, стал беспокоиться так сильно, что старался держаться отстраненно, чтобы не сойти с ума.

Дмитрий заглянул в комнату — его дочка была послушной девочкой, но в последнее время слишком много капризничала, и надо было проверить, на месте ли она. Лиза лежала лицом к стене, свернувшись в комочек, ее сонное дыхание было медленным и ровным. Спутанные русые волосы, торчащие лопатки — дочка сильно вытянулась за лето и теперь выглядела совсем тощей. На него нахлынула нежность, беспокойство, смутное раскаяние. Мелькнула мысль подойти, обнять, сказать, как он ее любит и как жалеет о том, что случилось, — но здравый смысл подсказал, что девочке лучше поспать. Она и так совсем измучилась; не стоит сейчас лезть со своими чувствами.

Спать не хотелось. Он тихо прикрыл дверь и побрел на кухню. Осторожно заглянул — он бы не вынес сейчас слишком большой компании и шумных разговоров; но за столом сидели только Аля и Тофик, и он почувствовал мгновенный проблеск тихой радости — эти двое были способны на сочувствие, но не стали бы лезть ему в душу. Они были безопасны.