Западня для князя - [13]
— Побалакаешь с ним, живо языки на плетень намотает, — послышался из темноты бесплотный голос.
Кто-то вздохнул.
— Видно, смертушка пришла, скорей бы, — послышался другой голос.
— Не робеть, не из таких передряг вылезали.
— Да уж, — ответил первый голос. Он зазвучал более уверенно.
— Выручай, атаман, — уже послышалась надежда.
Надежда, которой сам Семён не испытывал.
Выручай, Святой Николай Чудотворец. Брошу разбой, ей-Богу брошу!
Сверху спрыгнули и потащили на свет.
Даниил, князь Галицкий
Князь сидел в горнице за столом. Солнце лило свет в оконце. Рядом стояли несколько бояр. Чуть поодаль дружинники. По правую руку сидел князь Василько — брат Даниила, по левую — татарин в богатой одежде и при оружии. Лица были хмуры. Видно, разговор вышел нелегкий. Князь Даниил с силой провел руками по седеющим волосам и, сцепив пальцы, опустил их на стол.
«Кулаки не сжал», — заметил Семён.
Его и еще нескольких разбойников только что привели на княжеский суд.
Сердце замерло. Видеть перед собой знаменитого князя Галицкого было и трепетно, и боязно.
Трепетно, потому как только один Даниил все еще сопротивлялся Орде, хоть и пришлось ему признать ее власть и сделаться данником. Уже при жизни его считали великим человеком. Поговаривали, будто сам хан побаивается князя.
И правильно делает.
А боязно потому, что князь хоть и был милосерден, но бывал решителен и скор на расправу, если дело касалось проступков, могущих повлечь большие неприятности для княжества.
Лицо его было примечательно. На нем отразились все невзгоды, пронесшиеся над князем с самого сиротского малолетства. Читались опыт, твердость, незаурядный ум, мужество. Не было следов усталости от полной опасностей жизни. Глаза горели энергией и вниманием.
Князь смотрел прямо на Семёна. От этого взгляда у того мурашки побежали по спине.
Семён взгляда не отвел, но вызова в его взоре не было. Понимал, что вины на нем большие.
— Ты мурзу Усмана убил? — спросил князь без обиняков.
— Нет, не я и не мои людишки, — ответил Семён неспешно.
— Не ты? А кто еще? Ты по дорогам промышлял, взяли тебя на обозе. За это смерть. Лучше сознайся сам, а то с палачом спознаешься.
Люди за спиной Семёна зашевелились.
— Не мы это, а палача я не боюсь. Смерть заслужил, сам знаю.
Князь не сводил глаз с Семёна. Он уже поверил ему. Даниил жил долго и непросто и, пользуясь врожденной интуицией, мог читать в душах людей как в раскрытой книге. Душа Семёна не была исключением.
Однако что-то его тревожило, Семён это видел.
— Не мы это, — повторил Семён упрямо.
— Что ты его слушаешь? Отдай этих людей мне, — подал голос татарин, он говорил по-русски с легким акцентом, — я их накажу в назидание другим. Хан и темник будут удовлетворены.
Семён поежился. Плаха или веревка показались ему лучшей участью, чем долгая смерть на колу или что-то еще. Насаженный на кол человек мог промучиться и сутки. Да и умереть замученным татарином — позорная смерть.
— Дай нам, княже, смерть христианскую, — хрипло сказал он. О спасении более не помышлял. — Не виновны мы в смерти численника, а за обоз ответим.
Князь снова задумался, оперевши голову на пальцы левой руки и поглаживая висок.
Видно было, что такое положение князю не по душе. Важный татарин диктовал ему свои условия. Не давал в собственном княжестве вершить справедливый суд. Тем не менее на его стороне сила. От решения князя зависело благополучие всей южной Руси.
Ленивая русская речь с непривычно выговариваемыми словами звучала завораживающе.
— Не заслужили вы, собаки, легкую смерть!
— Татарин вознамерился получить свое.
Но князь был далеко не робок душой.
— По винам их и будет наказание, — твердо ответствовал Даниил.
Татарину не понравилась двусмысленность ответа князя. Он вроде бы не отказал, но и не отдал немедленно пленников на расправу.
Все это не помогало разрешить возникшие за столом противоречия.
— Не они это, — внезапно раздался голос позади стоящих разбойников и охраняющих их дружинников.
Появилось новое действующее лицо, не замеченное присутствующими. Вперед прошел молодой воин. Лицо уставшее, одежда, кольчуга — в грязи. Было заметно, что он только что прибыл.
Семён чуть заметно вздрогнул.
Сотник. Тот, которого он оглушил, взял в плен, а потом отпустил. Чегой-то он в заступники пошел?
— Почему ты так считаешь? — князя нисколько не смутило бесцеремонное вмешательство. Он без предисловий обратился к вновь прибывшему.
— Я знаю, кто убил мурзу Усмана.
— Ты поймал этих шакалов? — глаза татарина алчно блеснули. Из того, что татарин обратился непосредственно к сотнику, Семён заключил, что они лично знакомы.
Все-таки странный сотник.
— Нет, они ушли в степь, в сторону Орды.
Знатный татарин даже не пытался скрыть своего разочарования.
— Мало весят твои слова без доказательств, — сказал он, — зачем ты выгораживаешь этих людей? Боишься, что они расскажут мне то, что я не должен знать?
Это обвинение было высказано сотнику, но предназначалось князю.
Георгий спокойно встретил хитровато-наглый взгляд татарина.
— Доказательства есть.
— Ты мой гость, — спокойно обратился князь к татарскому вельможе, — и, наверное, утомлен судилищем, продолжим трапезу. Суд подождет.
