Заново рожденная. Дневники и записные книжки, 1947-1963 - [57]

Америка – это страна, в исключительной степени ориентированная на икс. Икс можно ограничить правилами классового + полового поведения, каковые в Америке определены более смутно.

Бестактность, нескромность – в отношении как себя самого, так и других (два этих качества часто сопутствуют друг другу), – это классический симптом икс. Вечером третьего дня Альфред указал на это в «Белой лошади». (Это первый случай, когда И. и я говорили об икс с посторонним.) В этом смысле Альфред похож на меня. В Альфреде целые глыбы икс\

Сколько раз я говорила людям, что Перл Казин была «главной» любовницей Дилана Томаса? Что Норман Мейлер устраивает оргии? Что [Ф. О.] Матьессен – гомосексуалист? Все это, конечно, общеизвестно, но кто я, черт возьми, такая, чтобы болтать о сексуальных наклонностях других?

Сколько раз я поносила себя за эту привычку, которая в оскорбительности лишь немного уступает привычке бросаться именами (сколько раз я говорила об Аллене Гинзберге в прошлом году, в редакции «Комментария»?) Да еще моя привычка критиковать людей, если меня провоцирует на это собеседник. Например, критика Якоба [Таубеса] в разговорах с Мартином Гринбергом, с Хелен Линд [социолог и социальный философ, 1896–1982] (в более мягком ключе, но это потому, что она задала такой тон), с Мортоном Уайтом много лет назад и т. д.

Я всегда предавала людей друг другу. Неудивительно, что я всегда с такой надменностью и осмотрительностью использую слово «друг»!

Люди, обладающие гордостью \в рукописи последнее слово обведено рамкой], не возбуждают в нас икс. Они ни о чем нас не просят. Мы не думаем о том, как бы их не обидеть. Они с самого начала ставят себя вне нашей убогой игры.

Гордость — тайное оружие против икс. Гордость, икс-цид.

…Если не считать анализа, насмешливости и т. д., то как мне излечиться от икс?

И. говорит, что полезен самоанализ. Коль скоро именно мой разум увлек меня в яму, то и вытаскивать себя из нее мне предстоит посредством разума.

Однако подлинный результат состоит в перемене чувства. Точнее, в новых взаимоотношениях между чувствами и разумом.

Источник икс: я не знаю собственных чувств.

Я не знаю своих подлинных чувств и поэтому ожидаю, чтобы о них мне рассказали другие (другой). Затем этот другой человек говорит, какими, согласно его желанию, должны быть мои чувства. Меня это устраивает, так как я в любом случае не знаю, каковы мои чувства, я люблю угождать и тому подобное.

Впервые я осознала, что не знаю собственных чувств, в Париже, вследствие разногласий с Г. относительно кинофильмов:

«Канал» [Анджея Вайды] (мне понравился, ей – нет)

«Лето с Моникой» [Ингмара Бергмана] (мне не понравился, ей-да)

«Белые ночи» [Висконти] – относительно персонажа Марии Шелл, к которой она и Аннетт [Майклсон] испытывали отвращение

Нет, я не ждала, пока о фильме выскажутся остальные. Я незамедлительно высказывала свое мнение, когда меня спрашивали. Но потом, услышав мнение Г. + Хана («Канал»), Г. и Сэма («Моника»), Г. и Аннетт («Белые ночи»), я понимала, что они правы + а я – нет, и попросту не находила веских доводов в защиту своего мнения.

Как узнать о своих чувствах?

Не уверена, что сейчас мне известно хоть одно из них. Я слишком занята, подпирая и собирая их вместе.

Вспоминаю, как меня поразило (+ вызвало чувство собственного превосходства), когда однажды в Париже Г. сказала, что не знает, была ли она когда-либо влюблена. Я не могла понять, о чем она говорит. Я сказала, что со мной такого никогда не происходило. Конечно, нет. Так как для меня влюбленность равнозначна решению: я влюблена + мне нужно держаться за это чувство, то есть я всегда хорошо осведомлена.

Не знаю, каковы мои подлинные чувства. Вот почему меня так интересует философия морали; она говорит мне, каким надлежит быть моим чувствам (или, по меньшей мере, обращает меня к ним). Зачем тревожиться о просеивании сырой руды, рассуждаю я, если вы знаете, как напрямую получить высококачественный металл?

…Почему я не знаю своих чувств? Неужели я не слушаю? Или я выключена? Неужто у каждого человека нет естественных реакций на все вокруг? (Ф., бывало, приводил меня в ярость, потому что не реагировал на очень многое – ему было все равно, на каком стуле сидеть, на какой фильм пойти, что заказать из меню.)

…Почему нас не трогает, когда другие относятся к нам по-иксовски? Так, не презираю ли я преждевременно лысеющего молодого человека в факультетской столовой, испускающего икс во все стороны? Не презирала ли я Якоба [Таубеса] за попытки быть очаровательным, за то, что в прошлый четверг вечером он сказал Альфреду и Ирэн, что он, мол, однажды попытается побыть «голубым»?

Помню, как страстно я восхищалась Наумом Глетцером – тем, как он, во время той или иной факультетской вечеринки в Брандейсе, мог сказать, что уйдет, к примеру, в десять вечера и, ровно в десять поднявшись с места, уходил, даже если кто-то возражал. Впрочем, обычно никто не возражал, хотя бы потому, что у него был вид человека, который делает то, что ему хочется, который намеревается поступить так, а не иначе, которого совсем не тревожит соблазн поступить иначе.