Заниматься любовью, как порнозвезда - [31]

Но вместо этого я позволила шашням Джека подтолкнуть меня к порнобизнесу быстрей, чем следовало бы. Каждой ночью, лежа в постели, я выдумывала совсем другую жизнь, о которой Джек ничего бы не знал и которую бы не мог контролировать, мое тайное «я», способное раздавить Джека, если бы он о нем проведал.

Другим искушением были деньги: Сьюз платила триста долларов в день. Но, появившись в фильме, я могла зашибить от двух до шести тысяч долларов всего за несколько часов работы. А это много-много новых кошельков.

Большинство девушек начинает с низкопробных поделок — их приводят в захламленную студию в Миссион-Хиллз, где им засовывает во все мыслимые дырки какой-нибудь драчливый засранец, который считает, что его партнершу зовут Сука. И эти девушки, иные из которых могли бы пробиться и на главные роли в порноиндустрии, потом плетутся домой и клянутся больше никогда ничем подобным не заниматься — слишком уж мерзопакостный оказался опыт. Но сделанного, увы, не воротишь, и до конца своих дней они живут в страхе, что их родственники, коллеги или дети все узнают — что неизбежно и случается.

Такое могло произойти и со мной. К счастью, я смекнула, что начинать лучше постепенно. Для начала я проэкспериментировала — сделала пару сцен для лас-вегасской компании под названием «Город греха». В основном все, что мне пришлось делать, — это позировать перед движущейся, а не стоящей на месте камерой. Это оказалось до того просто, что я легко решилась и на следующий «детский шажок»: полупорно, где не надо ничего раздвигать и показывать розовое. Демонстрировать себя снаружи — это без проблем, но выставлять напоказ внутренности все еще казалось мне катастрофой. Я и по сей день не могу смотреть секс-сцены со своим участием.

Самым престижным режиссером полупорно был в ту пору Эндрю Блэйк, один из немногих мечтателей в своем жанре. Это одержимый художник, создатель сочного, вдохновленного Хельмутом Ньютоном кино с красивыми девушками, в основном звездами «Пентхауса» с натуральными грудями. Снимал Эндрю Блэйк и Саванну. Само собой, именно у него я и хотела работать, хотя Эндрю Блэйк и предпочитал более фигуристых, более маститых женщин. Словом, отнюдь не смущаясь из-за своего невеликого опыта, я заявила Джулии Партон, что хочу сниматься у Эндрю Блэйка. Джулия любезно предоставила мне для деловых звонков свой номер телефона, и Джек по-прежнему был не в курсе, чем я занимаюсь.

— У меня есть телефон Эндрю, — сказала она. — Хочешь, я ему позвоню?

— Нет, спасибо, — отозвалась я. — Я сама.

К тому времени у меня уже были кое-какие представления о том, как следует подать себя — особенно парням.

На следующий день я позвонила Эндрю Блэйку и сказала без обиняков:

— Привет, меня зовут Дженна Джеймсон. Я бы очень хотела сняться в одном из ваших фильмов.

Он не бросил трубку.

— Я знаю, кто вы, — послышалось в ответ. — Видел ваши снимки.

Тем не менее свое резюме я ему выдала.

— Вот что я вам скажу, — объявил Эндрю Блэйк в конце концов. — Через пару недель у меня съемки с Кайлан Николь, Селестой и Джулией Энн. Может, вас это заинтересует?

После всех моих грез это было нешуточное разочарование. Услышав имена этих топ-звезд, я сообразила, что главная роль мне не светит.

— Конечно, — пробормотала я. — Конечно, я согласна.

— Попробуете «девочка с девочкой»?

Я ничего не имела против. Только не хотелось вляпаться в интим с какой-нибудь обкуренной кошелкой. И я спросила:

— А можно я сама выберу девушку?

— У вас есть кто-нибудь на примете?

Я точно знала, кого хотела: Никки Тайлер.

— Давайте-ка я посмотрю, — сказал Эндрю Блэйк, — а потом перезвоню вам.

На следующей неделе кандидатуру Никки одобрили, и я вновь вылетела в Лос-Анджелес. Прежде мне доводилось работать только у Сьюз, где была одна-единственная гримерша и выбирать шмотки приходилось из ее гардероба. Студия же Эндрю Блэйка была огромной, с двумя гримерами, стилистом и полудюжиной трейлеров. Когда я вышла на площадку, все уставились на меня как-то странно. Не знаю почему. Я забралась в фургон медового цвета и увидела на переднем сиденье черноволосую девушку. Она вся поникла и казалась затраханной до того, что даже головы поднять не могла. В первый раз я видела в этой индустрии девушку, которая позволила укатать себя до такого состояния.

Никки еще не приехала, и я держалась в сторонке от всех. Когда настала моя очередь гримироваться, мне показалось, что я проторчала в кресле несколько часов. Гримеру пришлось изрядно попотеть — он делал мне новое лицо, изучал его — и смывал снова. Наконец я отважилась спросить, в чем дело.

— Золотце, — изрек гример, — скажем так: вы — это испытание. В самом лучшем из всех возможных смыслов, душечка моя.

— Я большая девочка, — заверила я его. — Можете говорить прямо.

— Вы, дорогая, выглядите лет на двенадцать, — пояснил он. — Тут некоторые девушки решили, что кто-то на съемки свою дочурку привел.

Наконец гример нашел решение проблемы (по крайней мере, он так полагал): так густо накрасил мне глаза черным, что я смахивала на цыпленка в маске Одинокого Рейнджера. Затем завил мне волосы в стиле двадцатых годов — и я была готова.